Но, похоже, ангела в этой квартире не ждали. Тем более – что спасительница вдруг вернется… Ну да, его мать, после того как находилась некоторое время в руках врачей, утратила веру в медицину Только представить себе не могла, что получится так натурально… Зачем же было чуть ли не раздеваться перед чужим человеком, только узнав, что имеет дело с какой-то будущей, да еще детской врачихой, педиатром? Рассказывать о перенесенном инфаркте… Просить измерить давление, давно освоив этот тонометр…
Услышал: «Саша принесла для меня лекарство. Саша, вы наша гостья, уже очень поздно и сын вас проводит. Мой сын, мы надеемся, сегодня ты трезв? Ты проводишь Сашу до метро? Я рассказывала вам, он мечтает стать художником. Он влюблен в живопись. Но если вам это о чем-то говорит, кумир моего мальчика, к сожалению, – Винсент Ван Гог».
Подумал: «Говорит, сама не понимает, что говорит!»
Почувствовал мучительное, гнев – но сделался тут же беспомощным.
Все это время она задерживала свою гостью потому, что ждала прихода сына… И он понял это – и девушка, конечно, давно поняла.
Врач… Пришла к ней… Может быть, еще права не имела кого-то лечить и больных наблюдала только на практике, но призванием своим выбрала – лечить, спасать, да еще ведь детей, беспомощных, кто о спасении собственном задуматься не способен. Саша, она в это верила… Спасать – значит бороться. Может быть, это – вера, которую нельзя потерять, когда так легко не то что усомниться, но хотя бы уклониться, как в споре, внушила ей мысль и волю такую, или просто упрямство: найти еще раз этот дом, квартиру, оставить, передать лекарство… нужное, зная, что оно помогало, помогло уже тысячи раз.
«Ну что вы, деточка, я столько испытала на себе разной химии!»
Спокойно приняла на прощание и это, вместо благодарности.
«До свидания, это лекарство вам поможет».
«Ну что вы… Чем же вся эта химия способна помочь? Она вредит организму сильнее, чем помогает, уж я-то знаю!»
Вытерпела спокойно несколько последних минут, когда он с какой-то злостью наблюдал за ее пребыванием в своей квартире.
Молча спускались по лестнице, по которой хотелось ему сбежать.
Уткнувшись взглядом в ее спину, подумал: «Неприятная даже со спины».
Удержала подъездную дверь – поравнялись. И он опять почувствовал себя беспомощным, как если бы этот жест и значил – помощь слабому. Нет, его уже тошнило… Пожалела пьяненького, ну и хватит!
Шли, точно скованные наручниками. Осень, темнота, воздух волновал… И странно было идти по безлюдной слезящейся огоньками улице с этой особой, чья близость только мешала; его присутствие рядом коробило ее не меньше. Одна, но вовсе не одинокая, смотрела прямо, собирая глазами мерцающие далеко впереди огоньки, чувствуя, должно быть, то же волнение, разлитое в этом еще теплом