– Не завянут, не завянут, не бойся: они у меня ко всяким байкам привычные. Давай, рассказывай, не тяни. А потом мы с тобой остаток водки допьём и пойдём на улицу, проветримся – чтобы начальству нашему утром глаза не мозолить пьяным видом своим, которого тут не терпят. Тебе-то начальство ничего не сделает: ты – москвич, и так отсюда скоро уволишься. А мне тут ещё предстоит работать, охранную лямку тянуть. И пьяницей и мздоимцем тут себя выставлять мне без надобности… Ну ладно, давай рассказывай про свой обалденный НИИ. Только всё сначала и по порядку, чтобы я лучше понял, откуда “уши растут”; а не так как в прошлые разы, одними намёками и полунамёками…
– Если сначала – то надо в мой учебный институт возвращаться, в МИРЭА, который я в 1985 году закончил; но уже в начале пятого курса, осенью 1984 года, начал думать-прикидывать, куда мне работать идти после получения диплома. Мест-то блатных и денежных ещё походить-поискать надо было: они на дорожке просто так не валяются, не мозолят глаза – сам, поди, понимаешь. На распределении, как мне приятели говорили, тоже ничего хорошего не предложат, мол. Там – мусор и отстой один, низкооплачиваемый и второсортный. Престижных мест на распределении в принципе не бывает: их по знакомству нормальные люди для себя готовят, через родственников и связи… А у меня, Витёк, родственников крутых не было никогда. Родители мои – обыкновенные работяги, столичный плебс, честно тебе скажу, на заводе Хруничева всю жизнь “пашут”, что через дорогу от нас расположен, на чётной стороне Новозаводской улицы. Отец – слесарем-сборщиком там работает уже почти 40 лет почти, мать – в отделе пропусков табельщицей. Какие у них знакомые? какой блат? откуда?… Так что плохи были мои дела, дружище; пришлось бы мне на завод имени Хруничева идти, каким-нибудь сменным мастером, и всю жизнь на конвейере там стоять, слесарей-сборщиков контролировать…
– Но мне повезло тогда, здорово повезло, чего уж скрывать, – переведя дух и высморкавшись, продолжил напарник дальше свой неторопливый рассказ. – Потому что у нас в доме мужик проживает, Петрушин Виктор Владиленович, одногодок моего отца, у которого свои «Жигули» имеются, и отец помогает ему их ремонтировать. Почти каждое воскресенье они оба возле этой его машины крутятся; ну а потом, естественно, выпивают: Виктор Владиленович хмелит папаню, благодарит за помощь и всё такое. Обычное, короче, дело, соседское и мужское – работу внеурочную обмывать… А этот мужик, Петрушин, как выяснилось из разговоров, в крутом космическом институте работал уже лет тридцать – начальником сектора; институте, что после войны академик Кузнецов основал, соратник и сподвижник королёвский, про которого я тебе вкратце уже рассказывал. Ты вообще-то про него, про Кузнецова, что-нибудь слышал когда, знаешь?
– Да нет. Откуда! – виновато улыбнулся