–…Не верю, Валер! Уж извини, но не верю тебе! – твёрдо ответил я, подумав, не принимая душою сказанного совсем. – Преувеличиваешь, скорее всего, и на свой бывший институт клевещешь и наговариваешь, в котором тебя обидели, наверное, сильно, с зарплатою, с повышением обошли. Вот ты и бесишься, мстишь своим бывшим сослуживцам задним числом, гадости про них ходишь и всем рассказываешь. Нельзя так. Нехорошо. Не по Божьему это.
– Не веришь – не надо. Хозяин – барин, – сухо отреагировал мой молодой напарник. – Ну и не приставай тогда больше ко мне с расспросами: “как” да “что”, да “зачем”? Живи спокойно в своём счастливом неведении, наслаждайся жизнью в Москве, которая тебе дюже сильно нравится…
В общем, всё и на этот раз кончилось неудачей и холодом в отношениях. Покурив, мы опять на ворота встали, прибывавшие машины принялись осматривать и пропускать, изредка перебрасываясь короткими репликами, что в основном службы касались, порядка на вверенном нам объекте. И так – ночь напролёт, пока в 8 утра не пришли сменщики.
Расстались мы с Валеркою и во вторую по счёту смену сухо и неприязненно: напарник мой недоволен был, что я против него восстал и рассказу его не поверил. Категорически…
3
А я и следующие два дня не переставая про Валерку думал – про то, главным образом, что он мне про свой институт вскользь поведал, завесу тайны нехотя приоткрыл, оголил, так сказать, малюсенькую подводную часть огромного «научного айсберга», чем меня заинтриговал максимально. Всё это было так дико и несуразно в моём понимании, его про славную советскую науку ядовито-насмешливые слова, в которой Бог знает кто отирается, якобы шваль и рвань разная, проныры, сродственники и блатота, – что не хотелось в них, слова его, верить. Ни грамма… Поверить в это – значило бы прежних радужных идеалов себя лишить, убить на корню любовь к Родине, новой России, веру в её очередное интеллектуальное и научно-производственное