А деревня уже была позади. Открылись просторы, пересекаемые бетонкой. На горизонте виднелся лес. До кладбища от околицы было около километра. Оно раскинулось прямо возле дороги, среди берёз. Было ощущение, что деревья растут прямо из тумана. Кованые кресты и ограды под изумительным светом неба казались сделанными из льда. Съехав на траву, Матвей заглушил мотор.
– Ну, иди. Я жду.
– Ты должен пойти со мной, – заявила Рита, повернув голову и взглянув на него с прищуром. Тут ему стало сильно не по себе, ибо её взгляд был очень внимательным.
– А зачем?
Она улыбнулась.
– Наполеону таких вопросов не задают. Ему либо верят либо не верят. Либо иди, либо не иди. Но только не спрашивай ни о чём.
– Но ведь со мной, кажется, говорит не Наполеон, – заметил Матвей.
– Это тебе только кажется, мальчик.
Он с ней пошёл, заперев машину. Никак нельзя было не пойти. Ночные сверчки из зарослей клевера провожали его надрывно. Тихо ступая, он огляделся по сторонам. С горы открывался сказочный вид на многие километры вниз: речная долина, устланная туманом, за ней – огни деревень. Ещё дальше – хвойный лесной массив. Над ним багрянело зарево городов, которые он, Матвей, миновал сегодня, мчась по шоссе. Он так засмотрелся, что налетел на ограду.
– Тише, – злобно взглянула на него Рита, – Иди за мной!
И они направились к центру кладбища. Жутковато было Матвею, но не до дрожи. Шелест берёз казался ему осмысленным, но не членораздельным, как крик немого. Пройдя за Ритой среди крестов и оград две сотни шагов, он решился с нею заговорить, дабы показать ей твёрдость своего голоса, но она внезапно остановилась.
– Вот она.
– Кто? – выдохнул Матвей,по спине которого прошёл холод.
– Могила Таньки.
Матвей взглянул на надгробие за оградой. Но не успел ничего увидеть. Страшная тишина прорезалась воплем автосигнализации.
У Матвея сердце скакнуло так, что он сам подпрыгнул. Рита что-то спросила. Но он её не услышал. Он повернулся и побежал обратно, к машине, не думая ни о чём, кроме одного: машина орёт. Да, она орала – страшно, по-волчьи, мигая фарами так, что кладбище вспыхивало. Поблизости не было никого.
Подбежав, Матвей достал из кармана пульт и нажал на кнопку. Сигнализация смолкла, фары мигать перестали. Но произошло то, чего раньше не было никогда: центральный замок не щёлкнул. "Шкода" осталась запертой. Леденея, стоял Матвей и нажимал кнопку. По его лбу тёк пот. Миллиард сверчков истерил. Кладбищенские берёзы вторили им. Замок не срабатывал. Прежде чем Матвей вспомнил, что "Шкоду" можно открыть ключом, прошло минут пять.
Он уже садился за руль, когда возвратилась Рита – очень спокойная, очень бледная.
– Можем ехать, – произнесла она, усевшись рядом с Матвеем и хлопнув дверью.
– Если она ещё заведётся, – пробормотал Матвей, дрожащей рукой воткнув ключ в замок зажигания. Крутанул. Она завелась. Трава была мокрая от росы, и колёса дали свистящую