Заметив мою скептическую улыбку, предлагают подставить палец. Из Библии я знал, что вызывать злого духа и духи умерших – большой грех. Если бы ответ был хотя бы "1 год" то я бы поверил, что это действительно, отвечает злой дух и не согласился бы…
Подставил палец. Николай спрашивает о моей судьбе. Все повторилось так же. При слове "месяц" я почувствовал, что какая-то невидимая сила движет книгу.
– Одна неделя?
Книга повернулась довольно зримо. Да, я ясно почувствовал это!.. И что, меня антисоветчика, тоже через неделю отпустят? Абсурд какой-то… Но ведь я ясно почувствовал, как какая-то неведомая, невидимая сила поворачивала книгу! Ужаснулся от догадки: Неужели я действительно принял участие в чернокнижном ритуале и просил ответа у Божьего врага, – дьявола?!
Бунт.
Прошла неделя. Еще день. Два. Три. Я уже и забыл о том. Идем в столовую. Слышим в наш адрес крики, угрозы, свист. Что случилось?.. Оказывается, половина лагеря, доведенная до отчаяния невыносимыми условиями, взбунтовалась. Позакрывались в бараках. Не идут есть и работать. Вывесили плакат "Требуем прокурора республики!" И действительно, раньше кормили намного лучше, а на мелкие нарушения внимания не обращали. В последнее же время в столовой почти одна вода, а за малейшее нарушение – в штрафной изолятор.
Недовольство назревало давно. Администрация сама дала повод для вспышки гнева. Одного из блатных умышленно закрыли в ШИЗО в камеру педерастов. Это означает, что он от них "законтачится", так вот, его позже свои будут вынуждены "опустить". Там, поняв, что его ждет после освобождения, бедняга порезал себе вены. Об этом узнал весь лагерь и терпение лопнуло.
"Хозяин" ходил, уговаривал прекратить бунт, но заключенные не соглашались – требовали прокурора республики. Над лагерем низко кружили вертолеты – страх нагоняли. (Если на воле недовольные работники не выходят на работу, то это стачка, если же в заключении, то это уже бунт.) На третий день (11 апреля 1984 года) лагерь атаковали солдаты внутренних войск и курсанты школы милиции. Врывались в бараки и били всех резиновыми дубинками и ногами. Хватали тех, на кого указывал "отрядник" (офицер ответственный за отряд), а также тех, кто чем-то не понравился, и забрасывали в "воронки".
"Бунтарей" оказалось около трех сотен. Неожиданно пришли за мной. (Неожиданно, потому что наш отряд не бунтовал). Отвели на "вахту" и там стали тщательно обыскивать. Каким же злорадством вспыхнули глаза курсанта, когда нашел крестик, и с каким же отвращением бросил его в кучу мусора. Я удивлялся, как же коммунисты дрессируют нашу молодежь, и как же легко мы им поддаемся. Запихнули в переполненный "автозак".
Полтавская пересыльная камера.
На полтавской тюрьме, всех нас, отборной бранью и носками сапог гоняли по коридорам. В камере, в которую меня сапогами затолкали, было двое заключенных. Они развлекались тем, что заставляли меня ежедневно пять,