Журналист:
– Я вспомнил этот трагический случай лишь для того, чтобы продемонстрировать, насколько опасно ссориться с номенклатурой: затопчет и глазом не моргнет. Вы, Василий Валентинович, понимали это?
Прокурор:
– Естественно. Я понимал и понимаю: или действую по Закону, отбросив прочь партийные пристрастия и корпоративные интересы, или уйду с этой работы. На сделку же с совестью… нет, никогда!
И с удовольствием говорю: он и в самом деле не пошел на сделку с совестью.
5
Номенклатура, попробовав несколько раз вернуть в свое лоно «заблудшую овцу», отказалась от затеи и плюнула. А потому атмосфера вокруг Калинина стала накаляться. Руководители сбросили маски. Руководители стали открыто заявлять, что пятилетний срок работы Калинина, отведенный законом, близится к концу, а о втором сроке пусть и не мечтает. Его судьбу решили. Решили не в Генеральной Прокуратуре, а здесь, в местном горкоме КПСС, чья реальная власть куда существеннее, чем даже власть Генерального прокурора, сводившаяся лишь к декоративному оформлению партийных решений.
Лучше других знал, что прокурорская песенка уже спета, начальник Нижнетагильского отделения Свердловской железной дороги М. П. Шапошников, поддерживавший приятельские отношения с тогдашним первым секретарем Свердловского обкома КПСС Ю. В. Петровым10. Шапошников, подражая тем, которые над ним, позволял себе весьма-таки пикантные выходки. И ничего. Руководителя даже не журили. Иные злорадствовали, поощрительно подхихикивая.
Как-то Калинин обратился к Шапошникову, обратился вполне официально, то есть с письменным запросом, в котором предлагал руководителю дать кой-какие пояснения по делу, интересующему правоохранительные органы. Ответ не замедлил себя ждать. На стол прокурора легла от руки написанная писулька. О деле – ни слова. Зато Шапошников изложил свое видение того, чем полагается заниматься Нижнетагильскому транспортному прокурору. Смысл можно свести к нескольким словам: кесарю – кесарево, слесарю – слесарево.
Получив подобное хамское послание одного должностного лица другому должностному лицу, Калинин идет и пытается объясниться лично. Разговора не получается. Прокурор уходит, а в след ему несется: «Мне такой прокурор не нужен!..»
Через какое-то время эти слова будут вынесены в заголовок материала одной из центральных газет (не стану скрывать: я к этому приложил немало усилий, использовав свои связи в московских журналистских кругах). Разумеется, это было сделано с согласия Калинина.
Разразился грандиознейший скандал. Причем, опять же на всю тогда необъятную страну. Лично я и рассчитывал на скандал. Именно в нем видел спасение Калинина. Потому что все мои обращения в Генеральную Прокуратуру заканчивались формальными проверками и столь же формальными отписками.