– А ну-ка, взялись! – Откинув коврик, хватаю за край приступка.
– Ого! – свистит полковник, обнаружив в приоткрывшейся черноте ступеньки. – Погреб, что ли?..
– Похоже…
Он хотел лезть первым. Но я остановил:
– Позвольте мне. Я все же помоложе.
Он повторил попытку стать на первую ступеньку. Я опять удержал.
– Ваш хлипкий бронник прошьет даже «ТТ». Подарите его своему начальству.
Невесело улыбнувшись, полковник уступил. А я направил ствол автомата вниз и начал осторожно нащупывать ногами темные ступеньки…
Секунд через пять внизу рванул фугас – так установили эксперты, изучавшие потом место подрыва. Под домом оказался специально оборудованный бункер для длительного проживания пяти-шести человек с соответствующим запасом провизии, воды, оружия и боеприпасов. Если бы мы не обнаружили странный приступок, то Абу Дзейт спокойно отсиделся бы в этом подземелье и, улучив удобный момент, ушел бы в горы к своим пособникам.
Мне повезло: до взрыва я не успел преодолеть и половины крутой лестницы. Или у араба раньше времени сдали нервы. В общем, осколками нашпиговало только мои ноги. Голова и ее содержимое получили приличную контузию от взрывной волны и обрушения внешней стены здания, но зато остались целыми.
Очнулся я на больничной койке на исходе вторых суток. О судьбе же второй группы и моего друга Андрея Ткача товарищи решились сообщить мне через пару недель – когда окончательно пошел на поправку…
Сидим дружной спаянной семейкой вокруг стола. Во главе Дарья Семеновна, довольная нашим вниманием и немного разрумянившаяся от рюмки водки. Юрка прикусил свой длинный язык и скорчил серьезную мину. Надолго ли?.. Его подружка вся из себя воздушно-гламурная; говорит медленно, куртуазно и непременно оттопыривает мизинчик, поднося к губам рюмашку. Ну, вылитая Рената Литвинова, только помоложе… Серафима выбрала место рядом со мной. Она больше молчит, грустно рассматривая серебристые пузырьки по краям наполненного минералкой бокала.
– Ты разливай, Пашенька, разливай, – изредка спохватывается тетя Даша, убегает на кухню и возвращается с очередной емкостью салата или жареной рыбы в кляре. – Помянем нашего Андрюшеньку и маму его – сестричку мою ненаглядную.
Разговор за столом стихает, и мы неловко воротим взоры от вытирающей слезы женщины…
У меня сложное чувство по поводу поминок Андрея. Иногда я не верю в смерть своего друга и разговариваю с ним, как с живым. А порой с тяжелым сердцем осознаю, что никогда больше его не увижу.
Из-за этой неопределенности мне не по душе это ежегодное мероприятие, смахивающее на поминки. Зачем поминать человека, если мертвым его не видели? Если нет свидетелей гибели и никто толком не знает, что произошло на перевале?
С другой стороны, останься он каким-то чудом в живых, – разве не подал бы