На люке, обитом железными листами, всегда висел замок.
Однажды я бесцельно шатался по коридорам нашей пропахшей подсолнечным маслом общаги.
Родители на работах, дети в школах и садах.
Прокатился в тёмном лифте с чёрными щёлкающими кнопками. Посидел на подоконнике, вглядываясь в бесконечно провинциальный, занесённый снегом мир.
А когда забрёл на холодную, безлюдную лестницу, бросил взгляд вверх и увидел — замка на люке, ведущем к шахте и на крышу, нет.
Подобрался, удивившись редкому шансу.
Пожарная лестница гремучая, как гром в театре. Чтобы не беспокоить никого, забирался по ней медленно, аккуратно ставя ногу на очередную металлическую ступень.
Люк оказался тяжёлым, а помещение за ним, голая бетонная коробка, тёмным — дверь на крышу и в моторный зал закрыты.
Я подпёр люк собственной спиной, хотел уже влезть весь, но вдруг увидел что-то странное, лежащее на полу, в метре от меня.
Когда я разглядел, что это, то в одно мгновение похолодел до заиндевения, а сердце замерло – это были отрубленные человеческие ноги.
Точнее, не ноги, а лишь ступни.
Они были обескровленные, уже начинающие синеть.
Прямо в ступни, как протезы, были вставлены две палки. Палки и отрубленные ступни связывали какие-то грязные, жёлтые бинты.
Не меньше, чем ужас, меня охватило и изумление — зачем? Зачем делать подобную конструкцию?
Я, начитавшись сказок про одноногих моряков, мог себе представить, как ходить на деревяшке вместо ноги. Но как ходить на отрубленной ноге, насаженной на деревяшку?
Я пулей исчез. Хлопнул люк, прогрохотала лестница.
В считанные секунды я вбежал, никого по пути не встретив, в комнату.
Всё так же уютно урчал холодильник. За окном застыл неподвижный день, упавший на парк тубдиспансера.
В видеомагнитофоне всё ещё торчала кассета с «Коммандо» — утром смотрел, забыл вынуть.
Кто?
Кто отрубил ноги? Кто их положил там, в бетонной конуре, сделав эти жуткие ходули?
Я думал, что я вижу всех в нашей насквозь прозаичной общаге.
А оказалось, что кто-то легко меня провёл, оставшись незамеченным.
Кто?
Я смотрел на людей и подозревал. Примеривал на каждого — вот он, рубит и отрезает чьи-то ступни. Сидит, прикручивает их, сопя под нос от усердия.
Грустный грек Янис, жарящий картошку? Нет, вряд ли он.
Дядя Валера, нечистый на руку мент, любящий выпить? Нет, тоже не он. Слишком прост.
Перебрал каждого. Но я и до сих пор уверен — это был кто-то иной.
Возможно, он видел меня — а я его не видел.
Я осмелился вновь дойти до пожарной лестницы лишь через пару дней.
Странно, но мне не пришлось долго собираться с духом, прежде чем я вновь открыл люк, подперев его спиной.
В бетонной