бородавкой на носу. Чуть поодаль с десяток душегубов растаскивали по своим норам тряпье из сундуков ограбленного вчера обоза. Там постоянно слышалась непристойная брань, то и дело возникали драки из-за какого-нибудь поношенного плаща или шляпы, старых сапог и штанов. Скрюченный горбатый старик затачивал в стороне нож, искоса поглядывая за расхитителями. Одноглазый цыган азартно играл с круглым, словно шар, толстяком в кости, все норовя приписать себе больше очков. Толстяк время от времени возмущался, громко ругаясь и матерясь, постоянно вскакивал с места, азартно жестикулируя своими толстыми короткими ручками. В конце концов оба схватились за ножи, и если бы не вмешательство горбатого, то точно перерезали бы друг другу глотки. Еще один дремучий, весь заросший шерстью, словно горилла, бандит в ярко-красной атласной рубахе кормил лошадей, которых в лагере было немало. Двое оборванных бродяг плели сети и тянули какую-то грустную песню. Большинство же грабителей просто валялись мертвецки пьяными под деревьями, похрапывая и нервно дергаясь во сне.
