В те поры я учился в девятом классе. Мой школьный друг Витя после ареста врачей приходил в класс бледный, на нём, как говорится, не было лица.
Дело в том, что его родители тоже были медиками. Отец Абрам Евгеньевич недавно защитил докторскую диссертацию. От него Витя, между прочим, унаследовал фамилию
Левин. Но отец никакого родственного отношения к одному из отравителей пролетарского писателя не имел.
Зато он был прямым учеником другого горьковского отравителя – Плетнёва.
Кстати, Дмитрий Дмитриевич Плетнёв, до того, как «прикончить» Горького, являлся одним из основателей отечественной кардиологии. Будучи разносторонним и глубоким специалистом, разрабатывал проблемы инфекционных болезней. Ещё в 1933 году ему присвоили по тем временам весьма редкое звание Заслуженного деятеля науки РСФСР, которое, тем не менее, ни от чего не уберегло.
Плетнёв подарил Витиному отцу свою книгу. Но после всех дальнейших катавасий с дарителем бесценную книгу с бесценной дарственной надписью пришлось сжечь. И всё же можно было в какой-то мере надеяться, что история давнего ученичества у Плетнёва не вынырнет на поверхность.
Однако совсем уж худо было с Витиной мамой Марией Григорьевной. Она была ученицей профессора Этингера, фамилия которого фигурировала в только что опубликованном «Правдой» списке «врачей-убийц». Впрочем, и Абрам Евгеньевич многих из этого списка знал не понаслышке, со многими общался. Витя, каждый день, рассказывая о новых арестах, всё время, повторял одну и ту же зловещую фразу: «Круг сужается».
Правда, по поводу его отца существовала ещё одна надежда. В принципе, надежда очень слабая. Но, тем не менее.
После защиты докторской, для получения звания профессора, он по тогдашним правилам должен был возглавить на определённый срок какую-нибудь кафедру в любом медицинском вузе страны. Такая кафедра нашлась, в частности, в Красноярске. Он туда переехал, временами совершая наезды по основному своему месту жительства в Москве.
К тому же, красноярская элита, в том числе и партийная, быстро сообразила, какого уникального медицинского специалиста получила, дружно пользовала его как врача и даже наградила каким-то орденом.
После его вручения в обкоме Абрам Евгеньевич отправился, как обычно, на кафедру. И тут заметил, что окружающие как-то странно на него поглядывают. Он ничего не мог понять, пока не увидел, что на лацкане его парадного пиджака остался висеть орден, который он совершенно забыл снять. Покраснев до корней волос, Абрам Евгеньевич почувствовал страшную неловкость и, обсуждая с членами своей кафедры текущие дела, в смущении старался хоть как-то прикрыть рукой полученную награду…
Впоследствии, размышляя с моим другом-одноклассником о событиях тех лет, мы склонились к мысли, что всё же отдалённость