Дания стала хранителем Нины, оберегая девочку от неприятностей. Следующие полтора года санитарка, сама того не подозревая, была цербером для девочки в больничных стенах. Она ни на секунду не упускала Нину из виду, ведомая страхом, что одержимая могла нанести вред другим. Не дай бог, она обратит свой гнев на какого-нибудь несмышленого задиру, ведь это снова приведет к ужасным последствиям. Где бы ни находилась Нина, что бы с ней ни случалось, Дания всегда была рядом. Когда на девочку нападал очередной ступор, Дания бережно переносила ее на койку. Когда Нина носилась по этажу в очередном припадке, Дания бегала за ней, ограждая девочку от твердых углов и стеклянных дверей. Ведь, боже упаси, если она снова ударится и получит травму. Когда очнется, гнев ее точно падет на Данию, ведь не уберегла, не досмотрела – думала санитарка.
– Ты должна поесть, – тихо говорила санитарка, когда Нина снова теряла аппетит из-за лекарств.
Дания давно сообразила, что на девочку не действуют обычные детские приемы вроде ложку за друга, ложку за себя. Нина была очень умной. Не по годам смышленой.
– Если ты не будешь есть, организм не получит энергию, и твои галлюцинации снова вызовут припадок.
Тогда Нина отрывалась от рисования или мозаики и с отвращением смотрела на ячневую кашу. Когда взгляд заторможенной Нины падал на еду, Дания понимала, что теперь можно покормить девочку, и аккуратно кормила ту с ложки.
После очередного курса антипсихотиков Нина испытывала затруднения в мочеиспускании, ее мучили запоры. Дания терпеливо выжидала, пока Нина сидела в туалете. Она могла сидеть там до часу, и все это время санитарка отгоняла малышей от туалета.
Иногда санитарку охватывало чувство жалости к девочке, когда та становилась самым настоящим вареным овощем, неподвижно сидящим за столом и уставившимся в одну точку. Вид безжизненного ребенка казался Дании жутким. Ни любопытства, ни желаний, ни эмоций. Это неправильно. Ребенок не должен так жить.
Но потом она вспоминала окоченевший труп Аделаиды, и ее снова охватывал страх. Все эти полтора года Дания жила в стрессе, боясь за свою жизнь, и тем самым оберегая Нину. Ее несколько раз посещала мысль бросить все и уволиться к чертям, но каждый раз страх уничтожал этот порыв, когда серебристые глаза недоверчиво посматривали на санитарку, словно догадывались о ее помыслах. Нет, об увольнении и речи быть не может! И снова окровавленный детский труп представал перед глазами.
– Завтра тебя переведут в среднюю группу, – говорила Дания девочке, заплетая ей косу, – я похлопотала об отдельной палате для тебя.
Нина