Лаура задумалась. Потом сказала:
– Хорошо, пусть я стану для них Луизой, но для тебя я хочу остаться Лаурой.
Иосиф улыбнулся ей ангельской улыбкой.
– Да, милая пташка, я буду называть тебя только Лаурой.
– А я тебя – грифончиком Родригесом, – рассмеялась она.
– Да ради Бога! Но своим родственникам и коллегам по работе ничего не говори о моей связи с Коминтерном. Будет лучше, если они ничего не будут знать обо мне…
– Лучше было бы, если бы ты не посвящал меня в свои политические дела и не подменял бы ими мои и свои чувства. Но я все равно согласна на это, лишь бы быть рядом с тобой.
Григулевич, не находя нужных слов от переполнившего его счастья, осторожно взял руку Лауры в свою и, трепетно ее поцеловав, с волнением произнес:
– Я люблю тебя, Лаура…
С этого дня все его мысли и думы стала заполнять Лаура. Она увидела в нем мучачо[28] своей мечты и готова была ради него пойти на все. Они продолжали встречаться каждую неделю, постоянно тянулись друг к Другу, ощущая тягу такого рода, какую могут испытывать только два любящих сердца. Общение с ним для Лауры открывало окно в большой новый мир – в политику. Ей нравилось, что он разговаривал с ней на равных, корректно и почтительно, уважая и видя в ней личность – это имело для нее огромное значение. Но особенно поразило Лауру, когда Иосиф, расспросив ее о житье-бытье и узнав о том, что на скромной учительской зарплате держится ее семья из двенадцати человек, вручил ей две тысячи песо.
– Это от меня твоим меньшим братьям и сестрам, – сказал он с легкостью в голосе.
– А что ты станешь делать, если в следующий раз я попрошу для них такую же сумму? – пошутила она.
Григулевич достал бумажник и, отсчитав еще две тысячи, сказал:
– Это, считай, задаток для твоей предстоящей по линии Коминтерна поездки в Нью-Йорк, – слукавил он. – А потом, перед отъездом из Мехико, получишь еще столько же. Так что можешь смело потратить эти деньги на семью…
Впоследствии Лаура несколько раз получала от него материальную помощь. Иосиф постепенно оказывал на нее и политическое влияние в нужном направлении, обучал конспирации, способам обнаружения слежки и всему тому, что ей полагалось знать как курьеру и связнику. Жизнь ее от встреч и общения с ним с каждым днем становилась все интереснее. У него тоже.
В голову ему лезли от счастья разные мысли – все больше самые дерзкие. Одна из них – может быть, послать все к черту, уехать с Лаурой на ранчо отца и заняться там более спокойным делом – фармацевтикой, – навязчиво сверлила его мысль. Он отошел от этой мысли, когда услышал по телефону голос Лауры, позвонившей ему в номер отеля в день их встречи.
– Хорошо, что ты позвонила. Мне так не хватало тебя эти два дня…
– А почему у тебя грустный голос?
– Отвечу стихами очень любимого мною поэта. Послушай внимательно:
Жмет сердце безотчетная тоска,
Жизнь