– После три дня говорить не мог, охрип… – усмехнулась грустно Хаерлебанат. – Герой…
Поздно вечером к Исхаку зашёл Хусаин, поздоровался, спросил про городские новости, потом присел на сакэ.
– Дороги не очень плохие?
– Пешком пройдёшь. Если семена везти хочешь, неделю обождать придётся.
– Обождём… – Хусаин поскрёб чёрную густую щетину на подбородке. – Ведь это я тебя сюда вызвал. Болезнь матери – просто повод.
– Сам об этом написать не мог?
– Да не мастак я на бумаге уговаривать. – Хусаин нахмурился. – Вон бумаги – снопами в правлении лежат, шею переели! Поговорить, обсудить дело надо, глаза в глаза поглядеть!..
– Ну что ж… – Исхак пожал плечами. – Проходи, чай пить будем. Поговорим. Я не против разговора.
Махибэдэр поставила на стол шумящий самовар, стала у двери, спрятав руки под фартук. Хусаин сел к столу, взял протянутый ему стакан свекольного чаю.
– Ты писал: этой весной на преддипломную практику едешь. Агрономом? Приезжай к нам! Сам знаешь, ни агронома, ни черта у нас нет. А нужно бы. Хозяйство поднимать нужно.
Исхак опустил глаза, отвёл их от настойчивого, умоляющего взгляда матери.
– Боюсь я… Сам знаешь, Хусаин, посылают студентов к опытному агроному. Самостоятельной работы, ответственности не доверяют… Рано ещё…
– Ну а мы-то вовсе ничего не знаем. Дедовский опыт… В МТС главный агроном есть, да он не разорвётся на все колхозы!.. Ну если трусишь, то, конечно…
– Зря ты горячишься… – Исхаку стало стыдно: действительно трусит, боится так вот сразу взвалить на себя ответственность за живое дело, живых людей. А Хусаину каково?
– Загорячишься! Неделю стоя сплю! Сеять скоро надо, а в амбарах мышь и та зерна не найдёт. Хоть плачь, хоть что…
– Вместе плакать, что ли, понадобился?
– Семена найти – моя забота! Из земли ногтями выкопаю! Ты почву понять попытайся. Разберись, что делать надо, чтобы народ, наконец, с хлебом был.
Исхак молчал, размышляя.
– Если надо, запрос в институт пошлём. Какие хочешь печати на бумаге сделаем.
– Согласен, – сказал Исхак.
Уже с более весёлым сердцем, как бы связанные общностью будущего серьёзного дела, они стали пить свекольный чай без сахара, есть печёную картошку без хлеба. Говорили, говорили, прикидывали, что