– М-да, – тянул Знаменитый Писатель,—
зачем это все тебе – тюрьма, психушка?
А классик английской литературы,
о котором временно все забыли,
делал вид, что ему и так очень приятно:
вот – поэты разговорились, разгорячились,
у них ведь столько проблем – ускорение,
перестройка…
– А подложный паспорт? – спросила я.
И тут же немного скривила рот, как в шпионском
фильме.
– Подложный паспорт? – спросил Знаменитый
Писатель
тоном заправского революционера
на конспиративной квартире где-нибудь в Женеве.
– Ну да, – небрежно кинула я,
как сотрудница ЦРУ в Московском парке.
– Слушай, – он вдруг по-ковбойски
заиграл оливковыми желваками,—
он что, никак не пойму, твой любовник?
…Тот, кто поручил мне Августина,
говорил: то, что в мире называют любовью,
это все – страсти, страсти…
Тот, кто поручил мне Августина,
говорил: истинная любовь изгоняет пристрастья,
как Христос – бесов.
Тот, кто поручил мне Августина,
говорил: лишь любящий Христа – свободен.
Тот, кто поручил мне Августина,
был свободен и беспристрастен.
– А ведь у меня есть, – сказал врач-психиатр,—
кореш один – уголовник…
Если он уже вышел,
так для него сделать подложный паспорт – плевое
дело!
– Ого! – отозвался писатель-детективист
с юридическим образованьем
и назвал статью, в которой был обозначен срок,
и весьма немалый.
– Между прочим, – заметил отец Антоний, меняя
тему,—
существует поверье,
по которому тот, кто хоть раз примерял
монашеский клобук,
непременно станет монахом.
– А однажды, – продолжал Августин,
расхаживая туда-обратно, —
поднялся к отцу Авелю в Верхнюю Пустынь
какой-то странник.
«Батюшка, – говорит, – смилуйся,
поисповедуй…»
Был он вертолетчиком, когда с гор сгоняли
монахов.
Был приказ доставлять их вниз живых или
мертвых.
Гнал он так двух пустынников – те прытко
от него бежали.
Но вертолетчикам с высоты было далеко видно,
и было им видно то, что пустынники бегут
к краю ущелья.
А пустынникам, наверное, уже начинало
казаться,
что они отрываются от погони, что спасенье
близко.
И вдруг за деревьями перед ними открылась
пропасть.
Они, как вкопанные, как пораженные громом,
пред нею остановились.
Тут-то и подлетели жадные вертолеты,
закружились, как хищные птицы над обреченной
жертвой.
И тогда