Так все-таки Майдан или Площадь?
Она была прекрасна.
Да нет, фигня. Обычная девица 18 лет, в полном расцвете юности. Первая любовь. Дежурства под окнами, долгие ожидания в подъезде. Поцелуи в ночной тиши двора детского садика.
Ему повезло. Слишком рано возник разговор о новом холодильнике в их совместной квартире (не имея хоть бы намека на квартиру!). Слониках на серванте… В общем, кончай фигней страдать, иди математику делай. А бумагу хорошую, ту, что ты запачкал, мы детям отдадим, пусть с другой стороны рисуют. Не пропадать же добру.
Расставание оказалось бурным, но скорым.
Женатые товарищи крутили пальцем у виска.
– Дурень, такая баба! Ты за ней, как за каменной стеной! (что-то в построении фразы резало слух). Домовитая, хозяйственная…Эх ты!
Были и такие, что молча хлопали его по плечу. Он знал, это те, кто до сих пор застывают, вглядываясь в обычный пейзаж за окном.
Альма-матер. Тяжелые дома, помнящие отца всех пионеров и физкультурников. Парки над Днепром. Таинственные заросшие аллеи. Неловкая юношеская страсть. Заледенелые спуски. Нежданные повороты. Зеленый Театр. Меридиан. Еще более злобные патрульные. Первые концерты Медведева. Прокуренные компьютерные салоны. Рев болельщиков. Мост влюбленных. Черт, какой мост!
Цитадель власти. Печерск.
Потом появилась Она. Уже подугасли мальчишеские порывы. В его жизнь вошла не просто смазливая девчонка, вошла Женщина. Скоро в доме стало шумно. И уже следующее поколение приходилось оттаскивать от окна, с целью принудительного кормления. Оказалось, что в сутках чертовски мало часов, а в кошельке – денег. А вот работы наоборот – много. Он стал широко известен в узких кругах. Пылились в кладовке зарисовки и чертежи. И только по ночам ему снились высокие шпили, угловые контрфорсы, ажурные ансамбли, изящные мезонины…
Идеальные дома.
На утро обычно болела голова.
Заливные луга. Панельные многоэтажки. Широкие проспекты. Гордые пентхаузы. Заброшенные стройки. Недорогие базары. Узенькая набережная. Ролевые игры-«кухонки» на всю ночь. Джедайский перстень. Влюбленность до гроба. Вера и предательство. Озера и портвейн. «Гопак» и двухлитровые баклаги «Оксамыта». Новый год. Одесское шампанское. Верка Сердючка. Франция – Бразилия.
Оболонь.
Груды мертвых листьев шуршали под ногами. Промозглый ноябрьский ветер пробирался даже под дорогую кожаную куртку. Но вернее холодного дуновения жалила хандра. Он брел по усыпанной мертвыми телами листьев аллее. А рядом шагала Тоска.
«Ты прожил долгую жизнь, – шептала она, – а зачем? Чего ты достиг? Вырастил сына? Хорошим человеком? А ты уверен? Он помнит твой адрес? Посадил дерево? Построил дом? Ах да! Ты же каменщик! Творишь типовые голландские коттеджи! Ты это хотел оставить потомкам?»
Он шел, не разбирая дороги. Лишь в висках набатом отзывалось. «Ты это хотел оставить? Это?»
Тенистая аллея заканчивалась, с каждым шагом приближая царство