Накануне вечером в парадную дверь флигеля постучалась сгорбленная нищенка. Выпросила у Хрысти краюху хлеба, а в знак признательности наказала передать барыне картонную иконку. Кухарка исполнила просьбу, а хозяйка с замиранием сердца рассмотрела на обороте условный значок – чернильный оттиск летящей птицы. Так и поняла, что период неопределенности и выматывающего ожидания, наконец, закончился.
Согласно инструкции, Анна подержала картонку над пламенем свечи, и вскорости прочла проявившуюся под значком надпись: «Завтра в пять часов пополудни. Верхний колодец у ротонды де Боскета». Далее указывались пароль и отзыв.
Она невольно заулыбалась, припомнив, как обеспокоилась из-за депеши и долго не могла уснуть. Встряхнув головой, засобиралась к колодцу. Намеревалась умыть лицо и утолить жажду, но так и обмерла на месте, услышав за спиной перекатистый баритон:
‒ Не ты ли справлялась о здравии схимника Аввакума?
Обернувшись, оглядела с ног до головы долговязого молодого монаха с жиденькой бородёнкой на скуластом лице и длинными, как у примата, руками. Поднялась и отчеканила отзыв:
‒ Не Аввакума, а Никона.
Удовлетворившись ответом, монах поклонился.
‒ Пойдешь за мной, ‒ негромко изрек и покосился в сторону ротонды. – Только не сразу, а когда за кусты зайду. По тропке дойдешь до поляны. Там я тебя встречу.
Послушно дождалась, покуда провожатый скрылся из виду. Оглядевшись, подалась следом. У колодца толпились в очереди с полдюжины прихожан, а рядом на парапете примостились двое нищих калек. Анна еще разок огляделась и удостоверилась, что никто не обратил внимания на их беседу с явной конспиративной подоплекой.
Пригибаясь и убирая от лица колючие ветки малины, она пробралась по едва заметной тропе вглубь зарослей. Вскоре набрела на полянку, где ее дожидался монах. Он снова поклонился и указал взглядом на сводчатую арку, темневшую за выступом опорной стены.
Рассмотрев в глубине приоткрытую дверь, Анна протиснулась в прохладный коридор, где довелось приостановиться. Пообвыкнув к темноте, увидела невдалеке тусклое свечение. Прошлась к нему и, приподняв подол, переступила каменный порог. Оказавшись в полутьме тесной комнатушки с нависающим потолком, придирчиво огляделась.
За дощатым столом, занимавшим добрую половину помещения, расположился лысоватый дядечка лет шестидесяти в солдатской гимнастерке с расстегнутым воротом. Обрюзгшая, но гладко выбритая физиономия подсвечивалась тусклым фитилем керосиновой лампы, стоявшей посреди стола.
Он и не думал подниматься, дабы засвидетельствовать почтение даме. Лишь беспардонно таращился и отвратно скалился.
‒ Наше вам с кисточкой, пани Мизгирь, ‒ пропел