– Послушай, амиго. Как музыковед – музыковеду в штатском. Моцарт написал больше сорока симфоний. Из них одна – гениальная, одна талантливая, остальные – как бы помягче выразиться… – в общем, так себе. Так это Моцарт, а не срань божья!! Я допускаю, что вы замечательно работаете, и коррупционеров настигает заслуженная кара. Но в данном случае – признайтесь, что вы с Бредякиным… за столом скажу деликатнее – обделались, и отправьте эту операцию в корзину.
– Ну, я не знаю, как там у Моцарта…, а у нас ВСЕ наши операции доходят до суда. Ну и до посадки, естественно. Просто, – голос Фламенко стал тише, – если вы не дотянетесь до Ящерко и не всучите ему эти деньги, проблемы будут не у него, а у вас. 159-я…
– Не говори ерунды, идальго, – самоуверенно заявил я, – «хищение путем обмана»! И где ж тут обман? Ни прокуратура, ни, тем паче, суд не пропустят такую фигню.
– Ха-ха! Думаю, вам не надо объяснять, что у нас на каждого следователя, каждого прокурора и судью по во-от такой папке компры. Пусть только кто-нибудь рыпнется, мы раком поставим любого!
– Не много ли на себя берете?! Короче. Никого я не буду вылавливать, никому всучивать-высучивать… Это ваша работа, ваши ошибки, и я их исправлять не стану. Посмотрим, как вы будете «раком ставить». И закончим на этом.
Выходя из кафе, я пребывал в твердой уверенности, что больше никогда не увижу ни Фламенко, ни его коллег… Простодушная наивность, да еще и помноженная на самоуверенность, – это мой бич!
Подполковника полиции Вадима Ящерко трясло, как остров Суматру при извержении вулкана Кракатау. Вызванный в кабинет к следователю СБФ, он ломал себе голову над вопросом: что им известно? Ведь если прослушка велась давно, и под колпаком были все они – и он, и Андрющенко…, то какой смысл вилять и пытаться играть под дурака? Только сильнее разозлить ИХ. А если недавно…? О господи…
– Я к старшему лейтенанту Смычко, – Ящерко протянул в окошко повестку и удостоверение.
– Ждите, вас проводят.
– Присаживайтесь, подполковник, – следователь показал на одинокий стул, стоящий не возле его стола, а в центе кабинета. Ящерко сел, оставив незадействованной львиную долю площади стула…
Смычко, не глядя на Ящерко, продолжал что-то писать. Ящерко молча ждал.
– Я вас оставлю на пару минут.
– Хорошо…
Оставшись в одиночестве, Ящерко огляделся. В целом обычный кабинет, такие и у них в следствии… Только портрет на стене отличался. Эдмунд Феликсович Дворжецкий – основатель отечественной филателии – грозно смотрел с портрета: «Я таких, как ты, в расход пускал не задумываясь!»
Вернулся Смычко.
– Ну, расскажите, Вадим Иванович, как расследуется дело по братьям Подлючным, кто защищает их, встречались ли вы с адвокатами, о чем говорили и т. д.
Ящерко стал сбивчиво рассказывать