Мой суп из говядины мог быть и черепашьим, но моя любовь к черепахам исключала эту вероятность. По крайней необходимости убью грызуна, зажарю и сьем. Но птицу, черепаху – нет. Отчего мы одних животных убиваем, а другим животным раскрываем душу? Впрочем, домашним животным мы вначале раскрываем душу, а потом убиваем. Затем съедаем вместе с остатками впечатлений от нас в их мясе.
Но кто в них, с кем мы в них разговариваем? И чем, как?
После вкусного супа я отпускаю себе час безоглядного счастья, играясь с черепахами и отмеряя глотки двух стаканов чая… последние глотки счастья перед дуэлью с пустыней.
Всё, прекрасные друзья мои. Наш с вами сеанс счастья кончен.
Расходимся… в Вечность… вы себе, я себе.
Но, прежде чем покину остров, хочу обойти его по осыпи.
Я попросил черепах присмотреть за рюкзаком, чтобы в него не налезли скорпионы, и вышел наружу.
Ударный жар слепящего зноя варит меня.
Раскалённый известняк дыхал ярый жёг. Свет набрал силу огня и выжигает камни и воздух. Белые скалы гудят доменными печами.
Разъяр огня света расслепляет сознание и оно плывёт то ли рядом, то ли где-то ещё.
Жарящий ветер прожигал.
Кристаллы кальцита алмазными высверками слепят отовсюду.
Калёный щебень под ногами, осыпаясь, журчит ворохом высоких, звонких, поющих звуков.
Еле выстаивая на ногах, шатаясь, будто вслепую, бреду и бреду по осыпи, тяжело бряцая ногами в щебень.
Плески щебня возвращают уплывающее сознание.
Иногда скалы вместе с небом опрокидываются на меня, иногда я вместе с островом опрокидываюсь на небо, и уже не знаю куда ставить ногу – на небо или на остров…
Моя белая одежда растрепливается ветром, и в белых скалах я кажусь привидением. Привидение добирается до поворота.
За поворотом из пустыни идёт горячий ветер, но он был мне хладящим в сравнении с тем, откуда я только что выбрался.
Всё. Вперёд.
Забрал рюкзак, попрощался со всеми, и бросился на горизонт.
Ночь… Галактика мне не раскрылась. Будто одумалась, что слишком много увидел…
Обрушаясь в сон у огня, вдруг узнаю несколько звёзд, что в гостинице налипли на стёкла окна и намигивали смертью… Они бились сейчас равнопокойно, будто знали, что я всё равно окажусь здесь. И не их вина, что я тогда не внял им. Я отвернулся от звёзд к огню.
Воды мало. Где я сейчас неизвестно. Я будто протрезвел… Воды одна бутылка. Моя жизнь в этом сосуде, как у джина. Пить не буду. Крышку отверну, когда буду терять сознание.
Чего обижаться на звёзды когда сам дурак.
День шестой
Отныне я просто пружина. Бросаюсь на барханы и на горизонт в одну точку, и не вижу, не знаю больше ничего. У меня ничего не болит, потому что я приказал себе это. Не только