День первый
Проснулся в утро. Понял – иду. Куда только делись так разодравшие меня к ночи переживания. Да что же мы такое, если я уже через несколько часов полон дерзости и спокойствия? Рюкзак на спине. Пошёл. Последнее строение ушло за бархан. Рюкзак переполнен водой. Но это уже не вода, а моя жизнь, и это даёт силы нести её столько. Исчезли последние следы человека. Стал. Я в пустыне.
Впереди неведомое…
На мне белая шляпа, белая рубашка, белые брюки, белые туфли, белые носки. Рюкзак красный. До потолка солнца нужно оказаться подальше. Двинулся.
Под давлением рюкзака ноги тяжело разъезжаются в песке, но я счастлив. Продвижение в неведомое всё отраднее.
Что там за проступающим и проступающим горизонтом? Движение от горизонта к горизонту таит и дарит более живой и более зримый смысл, в отличие от ложных, вымученных смыслов, которые мы набираем себе от горизонта рождения до горизонта смерти…
Временами барханы сменяются разливами солончаков, по которым идти радостное довольство.
При моём приближении кузнечики срывались с кустов и далеко летели, восторженно трепеща и мерцая синими и красными крыльями. Но иногда срываются целые калейдоскопические массивы их, шершавя весь объём воздуха вокруг.
Вдруг между кустов казались серые и тёмные булыжники – черепахи.
Солнце принялось за работу. Разогрело воздух и он стал ходить горячими наплывами. Прожарка глины, песка и вот всё занимается маревом нестерпимой жгучести.
Во всём белом я шёл белым негативом по раскалённому позитиву. Через час негатив стал выбирать себе место для завтрака.
Каблуком выбиваю несколько сухих кустов, уплотняю и разделяю на части. На одну из частей бросаю сетку. Ставлю воду в консервной банке. Она легче котелка, а это выигранные граммы воды, которых может не хватить, чтобы остаться в сознании и выползти из песков.
Поджигаю. Кусок копчёной колбасы, твёрдости мумии Рамзеса, в надежде на такую же её сохраняемость. Когда бы ты ел её каждый атом с такой жадностью, счастливо оглядывая всё вокруг!?…
Чай для меня это всегда минуты торжества надо всем.
Забываю всё, и душа разливается, воспаряется, возносится даже незнаю куда. К чему тридцать лет смотреть в пупок, чтобы достичь нерванны… налей стакан чая! Обязательно в стеклянном гранёном стакане. Я не понимаю фарфоровой посуды для чая. Мне нужно рассматривать чай сквозь стакан, любоваться преломлениями света и цвета его в гранях, как любуюсь преломлениями света и цвета в гранях топаза «чайного цвета»… Без подстаканника, обжигая пальцы и губы.
Обжигаю пальцы и губы. Завтрак сжат во времени.
Иду, не теряя атаки на горизонт.
Вдалеке что-то бежало. То ли шакал, то ли лисица… Остановилось, глядело на меня, затем побежало вновь. Птиц мало. Иногда в горячую синь зависают какие-то