Луис горячо запротестовал, но его задело обидное слово, и он тут же спросил:
– Вы говорите о дворянах, как будто сами не принадлежите к их числу, сеньор Колумб. Но ведь вы тоже, конечно, дворянин?
– А если нет, ваши чувства и ваше мнение обо мне изменятся?
Дон Луис вспыхнул и мысленно выбранил себя за оплошность, но тут же без всяких колебаний и уверток ответил:
– Клянусь святым Педро, моим новым покровителем, я бы хотел, чтобы вы были дворянином, сеньор, хотя бы ради славы самого дворянства. Среди дворян слишком мало людей, достойных рыцарских шпор, и вы были бы для нас ценным приобретением!
– Все изменчиво в этом мире, юный мой друг, – улыбаясь, заметил Колумб. – Меняются времена года, день сменяется ночью, кометы появляются и исчезают, монархи становятся подданными, подданные – монархами, дворяне забывают о своих предках, а плебеи превращаются в дворян. В нашей семье есть предание, что некогда мы принадлежали к знатному роду, однако время и неудачи низвели нас до теперешнего скромного положения. Но, если мне посчастливится во Франции более, чем в Кастилии, неужели дворянин Луис де Бобадилья откажется быть моим спутником в великом путешествии только потому, что его капитан не может предъявить дворянские патенты?
– Это была бы самая недостойная причина! Не думайте обо мне так плохо. Нам предстоит сейчас расстаться, – надеюсь, на время, – так позвольте мне быть с вами откровенным до конца! Каюсь, когда я впервые услышал о вашем замысле, я принял его за бред сумасшедшего…
– Ах, друг мой Луис! – прервал его Колумб, грустно покачивая головой. – Так думают слишком многие! Боюсь, что дон Фердинанд Арагонский и этот засушенный прелат, который говорил от его имени, держатся того же мнения.
– Простите меня, сеньор Колумб, если я невольно обидел вас. Но я был однажды несправедлив к вам и теперь хочу искупить свою вину. Да, раньше я тоже так думал и заговорил с вами только для того, чтобы посмеяться над вымыслами чудака. Не сразу проникся я доверием к вашей теории, но меня поразило, что ее отстаивает такой глубокий мыслитель и философ, как вы. Видимо, при этом я бы и остался, удовлетворив свое любопытство, если бы не особые обстоятельства глубоко личного характера. Вы, наверно, знаете, сеньор, что я принадлежу к одному из древнейших родов Испании и обладаю немалым состоянием. Несмотря на это, я не всегда оправдывал надежды, возлагаемые на меня моими опекунами, которые…
– Об этом не следует говорить, мой добрый…
– Нет, следует, клянусь святым Луисом! Я должен сказать все. Мною всегда владели две непреодолимые страсти, иной раз вытесняющие одна другую. Одна из них – любовь к странствиям, жгучее желание видеть новые страны, бродить по морям по воле ветров и волн. Другая – любовь к Мерседес де Вальверде, самой прекрасной, верной, доброй, ласковой и чистосердечной девушке во всей Кастилии!
– И к тому же дворянке, – улыбаясь,