Как всё начиналось
Абсолютной неожиданностью арест для меня не стал. Как только стали задерживать в конце мая 2012 года первых людей, а я уже обнаружил, что крупно засветился на ряде видеозаписей на Болотной площади, осталось предположить, что могут прийти и ко мне. Правда, считал, что окажусь в качестве допрошенного свидетеля, но никак уж не обвиняемого.
Задержание происходило по отработанной схеме. Только без рукоприкладства, которое применили к первым задержанным. В семь часов утра я впервые в жизни оказался разбужен тещей со словами: «К нам ломится уголовный розыск». Мне всё сразу стало ясно. Двери не открывали. Я успел умыться, одеть контактные линзы, и даже попытался выйти в сеть через Wi-Fi, но почему-то это не удавалось сделать. Впрочем, были сложности и с исходящими звонками на мобильном телефоне. До кое-кого всё-таки удалось дозвониться и поставить в курс происходящего. Тем временем от оперативников за дверями раздались угрозы осуществить взлом. Пришлось открыть. Я вышел одетым, двое сотрудников схватили меня под локти, и повели к стоявшему во дворе автомобилю. Остальные шесть-семь вошли внутрь квартиры и начали обыск, как я позже узнал, без моего участия.
Как только меня посадили в машину, начались разговоры «по душам». «Ты догадываешься, по какому поводу мы везем тебя в Следственный комитет?» Я отвечаю: «Да, уже догадываюсь». Один впереди сидел за рулем и вел диалог со мной, второй устроился рядышком со мной, гневно нахмурив брови. Сидевший впереди интересовался моими религиозными взглядами и беспокоился, почему я не молюсь, ведь, по его мнению, ситуация к этому «располагает». Я же решил всем оперативникам чистосердечно улыбаться, что выводило их из себя. А они, в свою очередь, чтобы развеять мою самоуверенность, представляли ситуацию как «хуже некуда», а один даже предсказывал девятилетний срок в лагерях, где «таким слабакам, как я, не выжить». Но все попытки посеять нервозность оказались безрезультатны – мне их цели казались очевидны.
Более интересное общение происходило в кабинете Следственного комитета, куда меня привезли. Это было в небольшой комнате, стены которой украшали полсотни фотографий столкновений на Манежной площади 2010 года. На изображениях крупным планом – лица фанатов, политических активистов и лидеров националистов. На двери с внутренней стороны – плакат с профилем Феликса Дзержинского. Оперативник мне: «Ну, что думаешь насчет своего положения?» Я ему, все с той же улыбкой, кивая на отца-основателя ЧК: «У вас ничего не изменилось, только эффективность далеко не та». Вскоре они изменили тему. «Зачем пришел на Болотную площадь?» – спросил молодой и удивительно дружелюбный опер. Ну я ему и изложил своё видение политической обстановки в стране по полной программе, минут на двадцать. Дальше были попытки узнать у меня про лидеров протеста. Ничего не добившись (а я реально ничего не знал), и заодно дождавшись следователя, которому было поручено вести моё дело, они на время удалились.
Следователь сразу