Втомилася; не спочивать
Пішла в снопи, пошкандибала
Івана сина годувать.
Драматичный сюжет… У меня дома есть избранные сочинения Тараса Шевченко в переводе на русский язык. Но, что удивительно, поэма «Катерина» на русском языке не учится так легко, как когда-то. На украинском языке она легко входила в моё естество.
Пойду проведаю свою школу. Вот тот корпус, похожий на сарай. Там, в длинном коридоре, в одиночестве я размышляла о жизни, когда учитель географии экстрадировал меня из класса. Сейчас это здание действительно используется как сарай. Главный корпус – приличный, в нём мы учились, кажется, до седьмого класса. Я узнаю фойе, где раньше у нас проходили пионерские сборы и танцы. Сейчас оно стало крошечным, там только арт-объект «Страна сонячних усмiшок» – украинские государственные символы. Классов в этом здании, видимо, не хватало, и одноэтажное здание со странной планировкой выручало. А по соседству располагалась украинская школа, четырёхэтажное здание.
Солидная часть города, состоящая из нескольких десятков улиц, в том числе шанхайских, училась только в этих школах – русской восьмилетке и украинской средней. Остальные школы были далеко.
Тогда никто не считал украинскую нацию титульной. «Украина – понад усе» в наших краях ещё не звучало. Мы, конечно, слышали об агрессивных бандеровцах, но это было где-то далеко – на западе Украины. Нас это почти не касалось, а взрослым было недосуг объяснять что к чему. Лишь иногда мама с негодованием говорила о злодеяниях бандеровцев, которые распинали людей.
…Шумная, орущая, многоголосая толпа-река, галдящая в основном на русском языке, текла на учёбу, превращаясь в водопад. Эта сила стремилась снести ворота, но они выдерживали напор. Потом ученическое братство разделялось на два больших ручья, один стремился в школу украинскую, другой – в русскую. После уроков – опять все вместе. И сразу – на улицу.
Вижу себя сидящей на дереве – вишенку за вишенкой срываю с дерева и приматываю к веточке. Потом с этим деликатесом мчусь на улицу. Сегодня в руках вишнёвая веточка, завтра – краюха хлеба, сбрызнутая водой или постным маслом и посыпанная сахаром. Конечно, мы делились немудрёным яством. Но иногда звучало «Сорок один – ем один!». И все успокаивались – пароль есть пароль! Дома, конечно, заставят выпить стакан козьего молока или ложку рыбьего жира. Лучше не отказываться, иначе улица меня не дождётся! В руках ломоть хлеба с сахаром. Пища богов.
– Сорок восемь – половинку просим.
– Пожалуйста!
Понимаю римлянина, который, пообедав в одиночестве, сказал: «Сегодня я поел, но не пообедал». За дополнительной порцией лакомства опять взбираюсь на вишневое дерево или превращаюсь в попрошайку – ну какая мамочка откажется дать своему безалаберному дитяти бутерброд. И снова – на улицу. Еда здесь вкуснее!
«Здесь я играла. Взрослою вдруг стала» («Гусарская баллада»)
Недавно прочитала книгу нашего