Я не накладывал на себя рук, мысли о смерти не посещали мою голову. Я в те годы написал много рассказов, некоторые из них до сих пор «живы». Кропал стихи, они тоже не пропали. Газетам и журналам материалов не предлагал. Я ещё не до конца раскрылся и увядать поэтому не собирался. Я решил, что осенью сорок восьмого восстановлюсь в университете. Секретарь райкома по идеологии, полноватый, со свисающим на лоб чубом, толстопузый Гимазетдинов и слышать ничего не хотел о моём увольнении. Не из-за того, что я очень «ценный кадр», о моём своенравии и упрямстве Гимазетдинов наверняка знал, просто в то время не было желающих работать в комсомоле! Очень уж неблагодарный и бестолковый это был труд! Райкомовский баловень Гимазетдинов топал ногами и кричал: «Я тебе такую характеристику напишу… тебя не то что учиться, дерьмо клевать не возьмут!» Я обрадовался.
Я считал, что Гимазетдинов не знает татарского языка, в то время большевики поголовно разговаривали на языке великого собрата! И я, крикнув ему по-русски: «Плевал я на твою характеристику!» – с грохотом захлопнул дверь и ушёл. Нет ничего сподручней русского языка, когда нужно кого-нибудь обматерить!
Смотри-ка, а я иногда бывал и отчаянным, оказывается!
И маленьким людям большие сны снятся…
Опыт есть, какая дверь университета в какую сторону открывается, знаю, гладкие пороги, подводные камни-рифы успешно преодолеваю. Начинавшие вместе со мной в сорок пятом теперь уже на четвёртом курсе. Высокие ещё больше подросли, коротышки в ширь раздались. Девушки завивают кудри по последней моде, картошка изо рта у них уже не виднеется, городские барышни они теперь. С такими лаптями, как я, издалека-а-а разговаривают. Жизнь изменилась, количество курсов увеличилось, и студентов-татар стало заметно больше. Регулярно выходит «Әдәби газета» («Литературная газета»), где студенческие таланты соревнуются в острословии. Встречаются и странные личности – на первом курсе, в одной группе со мной учится автор нескольких книг, популярный писатель, глава семейства, многодетный отец Ахмет Юнус94. В общежитие я не заселяюсь, с прошлого раза воспоминания не развеялись. Глубокие следы от чирьев, выскочивших после многократных простуд в общаге, до сих пор не сошли… Снимаю угол у одной русской женщины на улице Островского. Счетовод от меня не отстаёт, с документами отличника-фронтовика