«Вот объявишься с попутным ветром, тогда и поговорим».
«То есть шанс всё-таки имеет место?»
«Шанс поговорить, Ванечка».
И всё-таки, замочная скважина…
«Как чушь какая, так тебя не собьешь!»
«То есть не собьешь с мысли. То есть мысль наличествует…»
«Тема. В ней дело. Тема совершенно бессмысленная».
«Ты не дождалась окончания».
«Спаси и сохрани…»
«А ты не торопись».
«Да какая уж спешка. Похоже, окончательно я опоздала… с твоим воспитанием».
«Я прощаю тебя в глазах человечества».
«Какое великодушие! Просто море благородства!»
«Полагаешь, что в семье всего один паяц? Да?»
«Да. И, раз уж ты так настаиваешь, позволь дополнительно в этом убедиться. Что нетленное ты, прости, тужился выдать про замочную скважину?»
«Извольте. Тужусь и выдаю».
Лично я в изобретении врезного замка вижу достижение… пыточного свойства. Разумеется, на фоне представлений о морали, манерах и правилах, выпестованных ханжами, неудачниками и занудами. Ведь это они определили подглядывание и подслушивание – а на кой еще черт нужны замочные скважины? – в занятие, попирающее писанные и неписанные приличия. Даже если дело не в удовольствии или праздном любопытстве – случается ведь, что служба не оставляет людям иного выбора. Мне, кстати, кажется, что некоторые бойцы из тайных окопных линий скрытно гордятся тем, что подсматривают-подслушивают через силу. Буквально с неприязнью к себе и работодателю. Общество, однако, об этом не ведает. Именно по этой причине труды, самой сутью своей склоняющие к предосудительному, не пользуются в обществе уважением, только авторитетом. И еще… Иногда службистам, нагружая их совесть и умножая мучения, перепадает имущество тех, кому не впрок оказывается пристальный интерес властей. Так рождается стихия, где радость сталкивалась со стыдом. Грозовая туча налетает на ветер, движущийся в противоположном направлении и образует смерчи и торнадо. Они с легкостью безвозвратно затягивают тех, кто просто шагал себе мимо.
«Что-то мрачноватая, Ванечка, получилась картина».
«Жизнь такая, мамуль. Скупа на яркие краски. Вообще – редкая жмотина».
«Хочется перемен?»
«Не начинай, пожалуйста».
«Какое же это начало? Это даже не сиквелы с приквелами. Это… стоквел какой-то!»
«Тогда не продолжай».
«А ты продолжишь».
«А я – да. Я продолжу».
«Вперед! Только снесло тебя куда-то к соглядатаям и доносчикам, словно никто больше не грешит любопытством к чужим секретам. Вообще к чужим жизням».
«Моя обожаемая критикесса… Внял. Исключительно для тебя натрем мрачность до радости блеска. Или подотрем?»
«Как лужу».
«Как лажу. Как рисунок. Ластиком подотрем».
«Ну-ну.