Их пути скоро должны были сойтись. Генри знал, что волки, Одноухий и Билл встретятся где-то в снегах, скрытые от его глаз деревьями и кустами. Все произошло быстро, гораздо быстрее, чем он ожидал. Он услышал выстрел, затем еще два, быстро последовавших друг за другом, и понял, что все заряды у Билла вышли.
Послышались громкое рычание, лай и визги, и он узнал голос Одноухого, полный ужаса. Слышал он и волчий вой, говоривший, что зверь ранен. Потом все смолкло. Прекратилось рычание, замер вой. В безлюдной пустыне водворилась тишина.
Долго сидел Генри на санях. Незачем было идти и узнавать, что случилось. Он знал все, словно это произошло перед его глазами. Вдруг он поднялся и поспешно достал топор. Но снова сел и надолго застыл в оцепенении, а две оставшиеся собаки жались к его ногам и дрожали от страха. Наконец он устало поднялся, словно вся гибкость покинула его тело, и стал запрягать собак. Он перекинул одну постромку через плечо и потащил сани вместе с собаками. Но шли они недолго. Когда начало темнеть, Генри остановился и заготовил как можно больше топлива. Накормил собак, сварил себе еду, поужинал и устроил постель подле костра.
Однако ему не удалось насладиться сном. Он еще не закрыл глаза, а волки уже подошли очень близко. Они расположились вокруг, и Генри мог отчетливо видеть их при свете пылавших сучьев, лежащих, сидящих, подползающих на животе или бродящих взад и вперед. Многие даже спали. Он видел их, свернувшихся, как собаки, в клубок и наслаждающихся сном; сам он теперь не смел позволить себе задремать ни на минуту. Он поддерживал костер, потому что знал, что только это и было преградой между его телом и голодными клыками волков. Обе собаки жались к нему, надеясь на защиту, выли, рычали, а по временам отчаянно визжали и лаяли, когда какой-нибудь волк подбирался ближе других к огню.
В минуты, когда собаки визжали и лаяли, весь круг приходил в возбуждение, волки вскакивали, прыгали, порываясь вперед, и поднимался яростный хор рычания и воя. Затем все успокаивалось, и волки вновь погружались в прерванный сон.
Но круг сжимался все теснее. Иногда он становился так узок, что звери оказывались почти на расстоянии прыжка. Тогда Генри выхватывал из костра головню и бросал в стаю. Следовало поспешное отступление, сопровождаемое яростным визгом и испуганным рычанием, если горячая головня попадала в цель.
Утро застало Генри угрюмым и осунувшимся, с безумными от бессонницы глазами. Он приготовил себе в темноте завтрак и в девять часов, когда с рассветом разогнал стаю, принялся за работу, которую обдумал в течение долгих часов ночи. Срубив молодые деревья, он устроил платформу и прикрепил ее ремнями высоко к стволам елей. Употребив ремни от саней как подъемный канат, он с помощью собак втащил гроб на платформу.
– Они сожрали Билла и могут сожрать меня, но никогда не достанут тебя, молодой человек, – сказал он, обращаясь