– Но у нас нет, как у него, ни родни для этого, ни друзей, ни денег, ни всего прочего, – добавил Генри. – Похороны в таких дальних местах нам с тобою не по карману.
– Непостижимо для меня, Генри, зачем такой парень, как он, который в своей стране был не то лордом, не то чем-то в этом роде и которому никогда не нужно было заботиться ни о еде, ни о теплых одеялах, зачем пустился он бродяжить по этой забытой Богом земле, на краю света? Вот чего не могу я уразуметь.
– А мог бы дожить до преклонных лет, оставшись дома, – подтвердил Генри.
Билл открыл было рот, чтобы ответить, но передумал. Вместо этого он указал во мрак, со всех сторон стеною надвинувшийся на них. Ничего нельзя было различить в черной мгле, никаких определенных очертаний, только пара глаз, горящих, как уголья. Генри кивком головы указал на вторую пару глаз, на третью. Круг из горящих глаз стягивался вокруг их стоянки. То здесь, то там какая-нибудь пара двигалась, исчезала, чтобы секундою позже вспыхнуть в другом месте.
Усилилось беспокойство собак. Охваченные внезапным страхом, они почти вплотную приблизились к огню, прижимаясь к ногам людей.
В свалке одна из собак попала в огонь; она завизжала от боли и страха, в воздухе запахло опаленной шерстью. Кольцо горящих глаз на миг разомкнулось, даже несколько отступило, но как только успокоились собаки, вновь оказалось на прежнем месте.
– Генри, что за проклятая судьба остаться почти без зарядов!
Билл докурил трубку и помог товарищу разложить меховую постель и одеяло на сосновых сучьях, которые он набросал на снегу перед ужином. Генри, ворча, развязывал свои мокасины.
– Сколько же у тебя осталось патронов? – спросил он.
– Три, – был ответ, – а нужно бы триста. Тогда я показал бы им, черт бы их побрал!
Он сердито погрозил кулаком по направлению сверкающих глаз и стал заботливо развешивать у огня мокасины.
– Хоть бы холода прошли! – продолжал он. – Две недели пятьдесят градусов ниже нуля. Нет, не следовало мне пускаться в это путешествие, Генри! Не по себе мне что-то… Не по вкусу мне оно! Если бы поскорее окончить его! И сидеть бы нам с тобою у камина в форте Мак-Горри да играть в криббедж, славное было бы дело!
Генри, ворча, сполз на постель. Он уже задремал, когда его разбудил голос товарища:
– Скажи, Генри, в то время, когда та, чужая, приходила за рыбой, почему собаки не набросились на нее? Вот что сбивает меня с толку.
– Ты слишком часто сбиваешься с толку, Билл, – был сонный ответ. – Раньше ты не был таким. Помолчи лучше, засни, а утром встанешь опять молодцом… Изжога у тебя, оттого ты и беспокоишься.
Они спали под одним одеялом, тяжело дыша во сне. Костер потух, и круг горящих глаз стягивался все теснее. Собаки в страхе жались друг к другу и угрожающе рычали, как только какая-нибудь пара подбиралась слишком близко. Раз они зарычали так громко, что Билл проснулся. Он осторожно, чтобы не разбудить