Через пару дней ей сделали специальное обследование, расчертили живот какими-то радиусами, точками и прямыми, соединяющими эти точки. Утром приезжала мама, которую здесь знали как врача, поговорила с заведующей отделения, потом успокоила Тасю, что все идет по плану, через два-три дня будут кесарить. Но вечером начались схватки. Они нарастали в своей частоте и силе. Тася, вырвавшись из рук медсестры, дотащилась до телефона-автомата и позвонила маме. Та ушам своим не поверила, но обещала позвонить заведующей…
Кесарить опоздали, и Тасе дали наркоз. Роды длились почти сутки. Она помнила, как прокололи околоплодный пузырь, как хлынули горячие воды материнского моря, как она, вдруг придя в себя от боли, раздиравшей тело, увидела в окне низкое сизое небо и подумала, что готова умереть… Она опять провалилась в бессознание, пока ее не пробудило, не подняло с глубины страшное слово: «Щипцы!»
– Ой, открыла глаза! Может, и родит? Давайте скорей в родилку!
Палату заливало солнце. Вокруг Таси стояла группа врачей, и одна женщина была громче и решительней всех.
«Акушерка», – поняла Тася.
– Давайте, давайте, скоренько! Мы сейчас сами родим, без щипцов!
Тася, услышав еще раз это слово, мобилизовалась, попробовала даже приподняться, но на нее прикрикнули и повезли в родилку.
Через полчаса она родила. Мальчик! С длинными черными волосами! И у него по пять пальчиков на каждой руке и ноге! Он умел кричать, дышать и спать… Счастливая Таська!
Из родилки вывезли в коридор и забыли про нее до позднего вечера. Очень хотелось спать, очень хотелось пить. Мимо прошлепала старая нянечка:
– Что, милок, чайку?
– Нянечка, миленькая, конечно, чайку, покрепче и побольше, а себе возьмите шоколадку, в кармане халата.
Прошла вечность, пока нянечка принесла поллитровую эмалированную кружку крепкого горячего чая:
– Пей, мамочка, пей на здоровье, – ласково бормотала она, – «Синего слона» тебе заварила, не пожалела.
Воробьёв рассыпанная нонпарель.
В сноске март,
на сносях апрель.
И во весь рост человеческих прав,
как воли взыскующий ветр,
мой первенец,
сын,
мой князь Ярослав —
51 сантиметр!
Зачем измерять или взвешивать чудеса,
творя энергичный жест?
Если тесно под сердцем,
самый раз в небеса
под солнце
подсолнушком родимых