Её тон художнику не понравился, и он начал рассматривать Домового. Здесь отрезать, здесь подкоротить, вот тут немного пройтись ножом…
– Ну и работка у тебя, – продолжала Нафиса. – Курам на смех. Только и надо, что найти ветку позаковыристее и приклеить к ней название. Тебе за это ещё и деньги платят?
– Если купят…
– Не удивлюсь, если и покупают… Сейчас у многих денег навалом…
Художник замолк. Не станет же он объяснять ей в трясущейся телеге, что такое искусство. Нафиса снова со смехом повалилась на него. В нос ударил запах парного молока. Странно… Ведь у Нафисы нет коровы, подумал он с удивлением…
Приехали они уже ночью. Торопливо внесли вещи Нафисы во двор. Получив из рук жениха ещё одну бутылку, Хатмулла, забыв даже попрощаться, поспешил домой.
Художник шагнул к летнему домику. Когда была жива мать, она готовила там еду. Художнику хотелось растянуться на кровати и погрузиться в волнующие его думы… Только сейчас он, похоже, начал отчётливо осознавать произошедшую в его жизни перемену. Он теперь никогда не сможет чувствовать себя хозяином в доме, где прошло его детство. Казалось, что-то оборвалось в душе…
– Может, чайку выпьем? – предложил отец, хотя весь вид его говорил о том, что чай пить ему вовсе не хочется.
– Нет, пора спать, – ответил художник и ушёл к себе.
Жених с невестой прошли в дом. Несмазанная дверная петля сварливо проскрипела, словно дразня кого-то.
Однако сон не шёл. Тогда он, вооружившись стамеской, ножом и ещё бог знает чем, сел к столу и взял в руки Домового, привезённого из Кулькерау. Интересно, Домовой – мужчина или женщина? Пожалуй, ни то, ни другое… Но корявая ветка в руках художника с каждым прикосновением ножа всё больше становилась похожей на женщину. Постой, у неё и глаза, кажется, разные?.. Казалось, вот сейчас её ироничная улыбка превратится в хохот… Он словно даже услышал её хриплый смех, вскоре к нему присоединился и другой голос: «Вряд ли из этого что-нибудь путное выйдет, сынок…»
…А это что за стук?.. Отец топором рубит ветки! Вот он со всего маху опустил топор на шею Домового. А сам радуется: «Славные дровишки для баньки!»
Художник рывком сел на постели. Стучали в его дверь. Вон и Домовой, живой и здоровый, улыбаясь, приветствует его.
– Блины готовы, чай вскипел, иди в дом, – сказала молодая мачеха. – Ох и крепко ты спишь!
Взяв с полки Домового, художник протянул его Нафисе:
– Пусть это будет моим свадебным подарком.
– Спаси-и-бо… – Женщина с недоумением повертела подарок в руках. – Это Шурале?
Художника резануло запоздалое сожаление.
– Это Домовой… – Он вдруг разозлился на себя за то, что так неожиданно и бездарно потерял своё творение, подарив его Нафисе. – Он хранит спокойствие в доме.
Нафиса игриво улыбнулась.
– Спокойствие в доме хранит нечто другое, сынок.
Отец