На ночлег мы остановились в Дувре, добрались до замка уже в полной темноте. Я так устала, что утром едва могла подняться. Но полдюжины горничных уже стояли наготове с сорочкой и платьем, чепцом и щеткой для волос. Девушки-фрейлины толпились сзади, а за ними придворные дамы, и герцог Суффолк прислал спросить, не хочу ли я поехать в Кентербери, как только прочту молитвы и позавтракаю. Я поняла: он торопит с отъездом, значит, надо поторопиться и с молитвами, и с завтраком. Конечно, пришлось соврать – поеду с удовольствием – и поспешить со сборами. Дождь шел всю ночь, а утром превратился в град, но все вокруг предпочитали делать вид – я только и мечтаю о встрече с королем. Дамы закутали меня, как могли. Под завывания бури мы выехали из замка и двинулись на Кентербери по дороге, которую они называют Уотлинг-Стрит.
Сам архиепископ Кранмер, благородный человек с доброй улыбкой, приветствовал меня еще до въезда в город. Последние полмили он проехал на лошади подле моего паланкина. Я старалась разглядеть сквозь проливной дождь знаменитую дорогу паломников, по которой верующие идут к гробнице архиепископа Томаса Бекета в Кентерберийском соборе. Шпиль собора, необычайно высокий и красивый, можно разглядеть задолго до того, как покажутся стены города. Солнечный луч пробился сквозь тучи и упал прямо на шпиль, словно сам Бог коснулся святого места. Вдоль вымощенной дороги стоят дома, выстроенные, чтобы дать приют паломникам, ведь к прекраснейшей гробнице когда-то стекались верующие со всей Европы. Это была одна из главных святынь в мире – всего несколько лет назад.
Теперь все переменилось. Переменилось не меньше, чем если бы разрушили собор. Мать предупреждала: тебя ждет потрясение, но помалкивай и о том, что слышала о великих переменах в Англии, и о том, что видишь своими глазами. Король сам послал своих людей разграбить гробницу величайшего святого. Говорят, они выбросили тело мученика на помойку за городскими стенами, дабы положить конец святости этого места.
Брат сказал бы: вот и хорошо, что англичане отвернулись от суеверий, от папистских обычаев, но он не понимает – приюты паломников превратились в публичные дома и постоялые дворы, и по всем дорогам в Кентербери – нищие, которым некуда податься. Брат не знает – половина зданий в городе была занята под больницы для бедных, церковь платила за лечение паломников, монахи и монахини жизни свои клали на служение бедным. А теперь наши солдаты вынуждены прокладывать дорогу в толпе людей, пришедших поклониться святому покровителю, а никакого покровителя уже нет. Слышу ропот народа, но стараюсь молчать. Наша процессия въезжает в большие ворота, архиепископ спешивается и приглашает меня в прекрасный дом, который, несомненно, был аббатством, может быть, еще месяц назад. Оглядываю красивую залу, где можно свободно разместить путешественников, – тут раньше обедали монахи. Знаю, брат надеется – я уведу эту страну еще дальше от суеверий и папизма,