Но Фасоль Опасно-для-Жизни все вглядывался в свой незримый мир.
– Все равно, – тихо произнес он. – Мне бы хотелось, чтобы ты это записала.
Персики вздохнула, но пошла к одному из тюков, что крысы притащили с собою, и вытащила на свет свою суму. Ничего особенного, просто скатка из ткани с ручкой из обрывка веревки; но в эту суму вмещались несколько спичек, кусочки карандашного грифеля, крохотный обломок лезвия ножа, чтобы точить грифели, и грязный клочок бумаги. Все самое важное.
А еще она считалась официальным хранителем «Мистера Зайки». Ладно, не столько хранителем, сколько таскателем. Но Фасоли всегда хотелось знать, где книга: ему словно бы лучше думалось рядом с нею, книга утешала его и поддерживала, – и Персикам этого было вполне достаточно.
Она разгладила бумажный листок на обломке кирпича, взялась за грифель и проглядела весь список.
Первая Мысль была такова: «В Клане – Сила».
Перевести ее оказалось непросто, но Персики поднатужилась. Большинство крыс на человеческом языке читать не умели. Слишком трудно было усмотреть в черточках и загогулинах хоть какой-нибудь смысл. Так что Персики старательно создавала язык, на котором крысы могли бы читать.
Она попыталась нарисовать большую крысу, составленную из маленьких крыс:
Создание письменности привело к очередной ссоре с Гуляшом. Новым идеям удавалось пробиться в голову старого крыса, разве что напрыгнув с разбега. Фасоль Опасно-для-Жизни своим странно спокойным голосом объяснил, что познания каждой крысы, если их записывать, сохранятся даже после того, как сама крыса умрет. Дескать, тогда все крысы смогут постичь мудрость Гуляша. «Еще чего!» – запротестовал тогда Гуляш. На то, чтобы овладеть некоторыми известными ему хитростями, у него ушли годы! С какой стати ему отдавать все эти умения просто так, за здорово живешь? Ведь это значит, что любой крысенок будет знать не меньше его!
На это Фасоль Опасно-для-Жизни ответил: «Либо мы будем сотрудничать, либо все погибнем».
Такова была следующая Мысль. Перевести «сотрудничество» оказалось непросто, но ведь даже киикики порою поддерживают ослепшего или раненого сотоварища, а если это не сотрудничество, то что же? Жирная черта там, где Персики изо всех сил надавила на грифель, означала «нет». Изображение капкана означало «смерть», «плохо» или «не делайте так».
Последняя увековеченная на бумаге Мысль гласила: «Нельзя гадить там, где ты ешь». Ничего сложного.
Персики сжала грифель в обеих лапках и тщательно нарисовала: «Крысы не должны убивать друг друга».
Персики немного отстранилась. Да… неплохо вышло… «капкан» – хороший символ для обозначения смерти, а для пущей важности она изобразила еще и мертвую крысу.
– А если все-таки придется? – уточнила она, не отрывая глаз от рисунка.
– Значит, придется, – отозвался