– То есть, стать свободным и противопоставить себя обществу, или противопоставить себя обществу и стать свободным?
– Уже не важно. В любом случае придется идти против общества.
– Революция? – спросил Максим.
– Да! – восторженно отреагировал Купер.
– А индивидуальная революция в обществе, то есть революция частного лица – это преступление, не так ли?
– Выходит, что так!
– То есть, заявляя о своей свободе обществу, ты становишься преступником, и общество отправляет тебя в тюрьму – заведение, наиболее полно дающее тебе почувствовать всю прелесть свободы.
– Ну почему же сразу в тюрьму? – возразил Купер, – можно еще в психиатрическую лечебницу. Очевидно, что любое мнение, идущее вразрез с существующим, общепризнанным и одобренным обществом, абсурдно и не может исходить от человека с нормальной психикой. Вот поэтому, необходимо покинуть это общество.
– Как? – спросил Максим.
– Ну, – Купер задумался, – например, вот так!
Он налил себе и Максиму по полному бокалу виски.
– Пойдем? – спросил Джон Максима.
– Ну, вперед, – поддержал тот, чокаясь и запрокидывая бокал.
Через полчаса Максим с Джоном сидели друг, напротив друга уже еле передвигая языками. Максим старался помнить о Триумфальной площади, смеясь тому состоянию, в котором он прибудет туда и, совершенно не отдавая себе в этом отчета. Успокаивал он себя лишь тем, что страх, который он испытывал накануне, планируя действия с Маргаритой, улетучился с концами.
– Нас с пеленок учат не быть свободными, – заявлял Купер.
– Дай-ка, синонимирую, – перебил Максим, – а есть такое слово, синонимировать?
– А хрен его знает! Кстати, куда делся Акира, он там интервью свое закончил?
– Акира упорхнул на крыльях любви, склоняться на шальвары Лале.
– Чего? – не понял Купер.
– Любовь у него. Так, я еще не синонимировал. Ха-ха. Короче, с рождения нас учат быть рабами. Вот.
– Верно, Макс. Мы сами не замечаем этого. Более того, тот, кто нас этому учит, тоже не замечает. Да, по большому счету, этого давно никто не замечает, потому как все рабы. Рабство необходимое условие существования в этом обществе. Мы не граждане, мы не люди, мы рабы! Нам навязывают культуру и мораль, утверждая, что именно это есть культура, а это есть мораль. Все, что не входит в рамки есть грязь, чушь и преступление. Та свобода, которую они, или оно, общество, называет свободой, не является таковой, хотя бы по той причине, что называет его свободой общество, не имеющее ничего общего с этим понятием. И, думаю я, даже сейчас, вот, прямо сейчас, когда мы сидим тут и рассуждаем о свободе, мы, по большому счету переливаем туда-сюда мысли, вытекшие перед этим из навязанных нам с детства