Ильмаринен обнял мертвое животное, погладил по шее и со вздохом поднялся с колен.
– Нет оленя, – промолвил он.
– Мало их у нас! Эна, сколько бродит! – с уверенностью отвечал хрипловатый голос.
В самом деле, по тундре бродило большое оленье стадо, пощипывая ягель. Высокие гранитные горы стояли цепью, которая в одном месте разрывалась, открывая вход в Печенгскую губу. Миль на девять протянулась эта губа и, образовав колено, вдавалась в материк. Вдали блеснуло зеркало озера.
Кроме Печенгской губы, далее, на запад, прошла Паза-губа. Громоздятся острова. Утонул в зелени мыс, словно богатырь загородивший вход в Пазу-реку. Из синеватой дали доносится шум падунов (водопадов). Могучая, гордая, но дикая природа!
Между тем маленькие люди, одетые в оленьи шкуры, отошли от мертвого животного и вскоре исчезли: одни – в шалашах из древесных ветвей, другие – под землею в ямах с острыми крышами из торфяника. Иных жилищ здесь нет. Эти маленькие люди, кочуя по тундре со стадами оленей, не строят изб. Шалаш служит прекрасным убежищем в непогоду, яма – отличным укрытием от врага: разбойников, вольницы, финнов и новгородских добрых мо́лодцев, которые не прочь заглянуть в эту далекую, горькую пустыню и поживиться у простодушных ее детей, даже не имеющих, чем защититься.
Занесет буйный хвиюс чудь разбойную, ненасытную – пастухи и руки опускают. Знать, кебуны (колдуны и жрецы) не умолили «северного духа» предотвратить нашествие, или чудь сильнее, что ли, этого духа? Но коли нашла она, расплачивайся с нею, разбойною. И пастухи отдают оленей, шкуры животных и всякое наличное добро, сколько чудь потребует. А новгородские добрые молодцы или бездомная вольница явятся – тоже на страх пустыне…
– «Стало» пришли! Ой, «стало» пришли! – с ужасом повторяют маленькие обитатели пустыни и прямо забиваются уже в свои ямы, оставив на произвол судьбы стада. И сидят в этих ямах ни живы ни мертвы, пока «стало» хозяйничают, занимаясь грабежом.
– Ой, страшны «стало»!
Почему страшны? Потому что «стало» – это ведь дюжие мо́лодцы, закованные в сталь. Сами закованные в непроницаемые доспехи, они приносят с собою смертоносное оружие. Где же карликам бороться с богатырями? Но кто они, карлики? Кого обижают все пришельцы с мятежной душой и буйным нравом?
Это – «дикая лопь», по-нынешнему, лопари. Над этими-то дикарями-язычниками, над этой-то дальней и суровой страной и пролился свет веры Христовой. Новгородская сторона озарила этим светом дальний Север: из города Торжка пришел Апостол в народ лопарский. То был Митрофан, в иноческом постриге Трифон, просветитель лопарей, Печенгский чудотворец.
Дикая лопь
Среди народа Божия того времени, к которому относится наше повествование, то есть конца пятнадцатого и первой половины шестнадцатого века, ходили про дальний Север удивительные