Тайна «Железной дамы». Юлия Нелидова

обратился сначала к месье Дюкло, – продолжал предприниматель, – что ныне преподает в Сорбонне. Тот, выслушав мои сетования, немного подумал и порекомендовал мне вас. Уж не обижайтесь, месье Иноземцев, на слова профессора, но они были сказаны с некой долей восхищения и звучали примерно так: «Если вы желаете, чтобы у мальчика пропала всякая охота к науке, отведите его к месье Иноземцеву. Более угрюмой и нелюдимой личности во всем Париже не сыскать, он – как настоящий средневековый алхимик с внешностью современного молодого человека. Сам с собой больше разговаривает, нежели с кем бы то ни было. Обитает в одиночестве, на пушечный выстрел никого к себе не подпускает, кроме своей собаки, которой, кстати говоря, даже клички не дал». Вы загадочный человек, месье Иноземцев, и поселились в месте весьма загадочном. Знаете, как в Париже любят таинственное и мистифицируют все, что хоть сколько-нибудь связано с непостижимой тайной? Я думаю, у вас бы получилось отговорить Ромэна бросить его затеи с селитрой, порохом, ртутью и прочими небезопасными игрушками.

      – Совершенно не представляю, как мне удастся это сделать, – покачал головой изумленный Иноземцев. – Неужели я так дурно преподаю у Пастера, что ко мне обращаются с такими странными просьбами?

      – О, я пытался предупредить ваше негодование. Возможно, вы меня все же не так поняли… Вовсе вы не дурно читаете ваши лекции! И об этом говорит безумное рвение Ромэна Виктора, с которым он приступил к экспериментам, после того как стал посещать улицу Дюто. Напротив, во время лекций вы дали ему несколько новых идей, но, увы, которые он не в силах осуществить. Целая тонна бумаги была изведена и разорвана в клочья, множество этих причудливых медицинских сосудов разбито… Я бы хотел, чтобы вы увели его в сторону, обратили внимание на что-нибудь другое, что принесло бы пользу человечеству. Он грезит о мире, а изобретает бомбу! Это очернит навеки славное имя Лессепсов, которое и без того вовлечено в огромный скандал. К тому же кому, как не вам, известно, сколь губительно может быть случайное изобретение.

      Иноземцев побелел, лицо его вытянулось:

      – Что вы имеете в виду?

      – Причину, по которой вас выслали из Петербурга, причину, по которой вы едва не расстались с рассудком, месье Иноземцев. А может, и с жизнью!

      – Кто вам сказал? Месье Мечников? – вскочил Иноземцев, но тотчас же ударился затылком о потолок экипажа и бухнулся обратно на скамейку.

      – Нет, что вы! Как раз напротив. Он ничего не сказал; потому-то мне пришлось воспользоваться другими источниками, – предприниматель встревоженно потянулся рукой к доктору, словно желая предупредить его чрезмерно нервную реакцию. – Больно? Зачем же так подпрыгивать? Вот, поглядите, ушиблись…

      Было в этом движении столько сожаления, что Иноземцев несколько смягчился. Но по-прежнему взирал на миллионера с недоверием.

      Лессепс достал из кармана в несколько раз свернутый пожелтевший газетный лист, по русским буквам и знакомому шрифту в нем Иван Несторович