Мы вышли из дома вместе, им до школы было идти дворами с километр, а я повернул на остановку. – До вечера дети, – до вечера пап! Сегодня я ни куда не опаздывал, времени было достаточно, и на участок я пришёл самый первый. Мастер пришёл вслед за мной, и опять, поздоровавшись, настороженно поинтересовался, – что с тобой? – Всё нормально Петрович, жив- здоров, готов к труду и обороне. Он хитро подмигнул и сказал, – ловлю на слове! А я подумал, ох не зря он так сказал, и как в воду глядел, в пятницу, в конце смены, он зашёл ко мне в кабинку, – ну как, на счёт труда и обороны? Я понял, будет предлагать поработать в выходной, и я, в общем, был не против, но не даром, и, хлопая, не понятливо, глазами, ждал, какие условия он будет предлагать. Наш сварочный цех с начала года отставал от графика, и начальство пойдёт на всё, ради наших сверхурочных. Петрович усмехнулся, – ну что ты строишь дурачка, конечно, как обычно, двойная оплата и оплачиваемый день к отпуску. – А как на счёт бесплатного обеда, или скажешь «тормозок» нести? – С обедом вопрос решён железно! – Ну, значит, сторговались, по рукам Петрович! – Иди ты шут!
попалось фото Тони, Тонечки-выпускницы, в нарядной парадной школьной форме, с двумя косичками и наивный завораживающий взгляд. Мы познакомились с ней в том счастливом мае, когда я приходил в отпуск на 10 дней. Какие мы тогда были счастливые, потом она ждала меня полгода, пока я дослуживал, писала письма каждый день, и в них было любви и нежности столько, что меня разрывало от любви к ней. Потом я вернулся. И были у нас пылкие встречи, в общем, всё у нас было. Тоня училась в техникуме на бухгалтера, я поступил в учкомбинат, и через полгода стал сварщиком, а потом мы поженились. И всё у нас было хорошо, мы легко преодолевали все житейские трудности, всегда помогали друг другу во всём. Всё было, но куда- то делось, незаметно, почему мы стали чужими? В девять вечера я стал укладывать парней своих спать, – почему так рано пап? – Ещё мама не пришла! – Ложитесь, завтра в школу рано вставать, а мать, наверное, к бабушке заехала, задержится немного. И они уснули. Жена пришла в половине одиннадцатого, чего с ней ни разу не случалось, и была она изрядно навеселе, что не входило ни в какие рамки. Тонька еле держалась на ногах, я понял, что разговора опять не получится. Захватив супругу под мышки, утащил её в комнату и положил на диван, кстати, она уже спала. Я вышел, и прикрыл в комнату дверь, меня трясло от злости! Я встал, как и прежде, в шесть утра, ночевал в кресле, в комнате у ребят, до семи часов, сделал все нужные дела, и разбудил сыновей. Антонину, я не хотел даже видеть, но Сёмка спросил, – где мама, – я сказал, – иди, разбуди её в комнате. Мне было жаль его, но не возможно всё скрыть в семье, всё равно, рано или поздно узнает. Ребёнок вышел из комнаты через минуту, подошёл ко мне и сказал, – папа, мама говорит, что у неё сегодня выходной, но мне кажется, она пьяная. – Садитесь завтракать, а то опоздаем, пусть мать отдыхает!