Рассказы Виктора Агаркова. Анатолий Агарков

хорошо одному врезал в затылок – от души, но больше ему досталось от гранитной стены. Он так приложился к ней разгорячённым лбом, таким смачным звуком отметил эту историческую встречу, что умудрился упасть на спину, упокоив ноги на этой же стене – ни дать, ни взять, уставший турист на привале.

      Полюбоваться на дело рук своих не дал мне каратист – он завизжал, как кот кастрированный, и пошёл на цыпочках вокруг меня. Ручонками сучит, ножки подгибает, глазками сверлит.

      Ой, ой, ой. Прямо бабай-шайтан. Где моя прекрасная персиянка – как бы девочку не напугал.

      Я плюнул ему в харю и попал. Он удивился – разве так дерутся? Дерутся. И ещё вот так. Я поднял оброненную финку, подкинул, поймал за лезвие и замахнулся для броска.

      О, как он бежал! Нет, ребята, вам я скажу так – каратэ это не айкидо: психи там все. Он так рванул, что в широкий и свободный проход не смог вписаться – ударился о стенку и, наконец, скрылся с глаз моих.

      Я поднял Жучка, усадил у стены – он дышал и даже был в сознании. Досталось ему, конечно, но евреи народ двужильный, их так запросто со света не сживешь. Он не стонал и не жаловался, только дышал глубоко и часто, с надрывом. Покосился на натюрморт у стены – его неподвижный противник вверх ногами.

      – Хочешь попинать?

      Жучок покачал головой:

      – Пошли отсюда, сейчас менты набегут.

      – Пропал товар, – я критически осмотрел место побоища – раздавленные флаконы, батончики, порванные журналы. Поискал глазами персиянку, но их с мамой следы простыли.

      – Чёрт с ним. Рассчитаемся. Сумка где?

      – Цела.

      – Бери её, пошли. Помоги мне подняться.

      Тамочкин нашёл способ содрать с меня шкуру за разбитое Ленкой стекло – он заставил неделю работать дворником в лицее. Вернее, помощником имеющегося, штатного.

      Осень, листва задолбала – сыплет и сыплет, хоть не подметай. У меня из-за этой каторги проблемы с тренировками – на одну опоздал, другую вообще пропустил. Тренер лютует.