Глеб молча смотрел на жену, потом мрачно произнес:
– Мы не станем разводиться.
Домой они уехали не сразу, потому что оба внезапно ощутили зверский голод, и Глеб кое-как сварганил яичницу-глазунью – у Леры все валилось из рук, и в такси она сразу заснула, потому что предыдущую ночь совсем не спала. По дороге они заехали за сыном, который ужасно этому обрадовался. Синяк матери его впечатлил:
– Ничего себе ты навернулась! Больно, да?
Этот невыносимо длинный день все тянулся и тянулся: как нарочно телефон звонил не умолкая – лаборантка с кафедры, дипломники Глеба, приятели Антона, коллеги Леры, которым внезапно понадобилась ее помощь в каких-то организационных вопросах… Пару раз, как показалось Глебу, звонил приставучий Гена, но Лера, испуганно глянув на мужа, тут же вешала трубку. Она ничем не могла себя занять и либо бродила по квартире как потерянная, либо застывала на одном месте, рассеянно глядя в пространство. А Глеб мучился вопросом: где ему провести ночь? Спать в одной постели с женой ему категорически не хотелось, но, похоже, выхода не было: на кухонном диванчике он просто не поместился бы, идти в комнату сына было невозможно… Достать спальник и устроиться на полу? Это уж слишком. «Ладно, черт с ним! – наконец, решил Глеб. – Надеюсь, она сменила простыни…» Зайдя поздно вечером в спальню, Глеб увидел, что Лера рассматривает в зеркале свое бедро – заметив мужа, она тут же опустила подол ночной рубашки, но Глеб успел увидеть впечатляющий синяк.
– Господи! Ты и ногу ушибла! Надо йодом, что ли, помазать… Сейчас!
Глеб принес йод, опустился на пол и, как Лера ни упиралась, нарисовал ваткой кривоватую йодную сеточку, испачкав себе все пальцы – синяк стал выглядеть просто ужасающе, и Лера потянула вниз ночнушку, чтобы прикрыться. Но Глеб не дал ей это сделать:
– Сними совсем, – велел он.
Его руки сжимали ее бедра – Лера все пыталась повернуться боком, но Глеб развернул ее и притянул поближе:
– Сними, я сказал.
– Глеб… Не надо…
Но он ничего не слушал – закрыл глаза и потянул носом, впитывая ароматы йода, чистого глаженого хлопка, цветочного мыла – и самый главный, сокровенный женский запах, всегда страшно его возбуждавший. Глеб с силой сжал Лерины бедра и припал губами к ее вздрогнувшему животу – Лера тоненько вскрикнула, а Глеб подумал: «Эта женщина принадлежит мне. И будет принадлежать всегда». Он увлек жену на кровать и полночи всеми доступными способами доказывал ей эту простую истину. Утром Лера робко ему улыбнулась – ей пришлось надеть водолазку с высоким горлом, чтобы скрыть след засоса на шее. Глеб долго ее рассматривал: бледная, с тенями под глазами и фингалом на скуле, она все равно притягивала его, как магнитом, и обреченно вздохнув, он шагнул к ней, с силой обнял и поцеловал в губы, словно поставил последнюю точку: «Ты моя».
Но история на этом вовсе не закончилась: