Нет, Маша совсем не против «по-семейному». И суета ей ни к чему. К ней она не привыкла. Да и видеть никого не хотелось, тем боле встречать родственников, которые давно уже стали жить, как и все вокруг обособленно и закрыто, а подвязывать под готовку поминального стола Надю, уже неудобно, хотя она и предлагала свою помощь. Душа рвалась выплакаться, да никак слёзы не выходили наружу. Что-то держало их. Как заржавелый фонтан, не пускающий воду из труб. Сама Маша, от неистраченных и застрявших в ней эмоций, стала серой на лицо. Откуда-то злость в душе появилась. Она никак не могла понять на кого: то ли на Виктора, зачем-то так, ни с того ни с сего ушедшего, то ли на себя, за то, что не может по-человечески, со слезами проводить любимого человека в последний путь. Она слышала, хотя почему-то все её родственники, товарищи с Витиной работы и дальняя родственница мужа Тамара, думали, что Маша совсем ушла в себя и что она ничего не слышит, но она слышала, о чём они говорили за столом на девятый день. Она не прислушивалась, думая о муже. Как «там» его душе, покойно, как было покойно ему с ней? Но краем уха все, же услышала, как Тамара сказала никому, ни на кого не глядя, просто сказала в никуда:
– Даже слезинки не проронила. Жена называется. Зато квартира однокомнатная теперь её. А мы хоть и дальние, но родственники. И дядьку жалко, – и, опрокинув очередную рюмку, Тамара зарыдала, в голос, громко причитая. Тогда у Маши в голове промелькнуло: – Умеет плакать. Слёзы, как из фонтана льются. А у меня никак не получается. Причём здесь квартира.
Услышав звонок, Мария подошла к входной двери. Пришла соседка – Надежда.
– На сорок дней никого не будет, – сказала Мария Наде, которая теперь каждый день после работы заходит к ней, пытаясь расшевелить вдову и предлагая свою помощь. Но чаще, прося Машу саму выйти на свежий воздух, например, сходить в магазин или с ней пройтись по парку.
– Ну и хорошо, что никого не будет. Давай с тобой после кладбища посидим, ты мне фотографии покажешь, – предложила Надя, надеясь, что посмотрев фото, и что-то вспомнив, в Машиной душе, вдруг перемкнёт и откроется секретный вентиль, и из её глаз, как из крана польются слёзы.
Так и решили. Вернувшись с кладбища, Надя быстро накрыла стол из заранее приготовленных продуктов. Да много ли надо двум уже не молодым одиноким женщинам. Надя разлила зелёный борщ, добавив в тарелки, рубленую зелень, сметану и Маша впервые за эти сорок дней жадно накинулась на него, забыв предварительно выпить рюмку водки «за упокой». Надя, молча, смотрела, с каким удовольствием соседка поглощала борщ, и только после того, как Маша смущённо глянув на неё, отложила ложку в сторону, сказала:
– Жить будешь, а теперь, давай выпьем «за упокой».
От выпитой водки Маша раскраснелась,