Какие тайны в комнатке, где стены из гипсокартона, а дверь в неё не обязательно закрывать – брать нечего. Времена массовых расселений коммуналок давно прошли и семьи стали жить отдельно, но закрыто. Так наглухо закрыто и так секретно, что ни в одну замочную скважину не подсмотреть – двери давно из металла, да и щелей-дырочек в стенах не наблюдается. Давно уже никто не бегает к соседям «за солью» или за «сотней», чтобы «дожить» до зарплаты или просто потрепаться – излить душу. Давно на обычный вопрос: кто живёт в соседней квартире, в ответ в лучшем случае можно услышать – семья. Но скорее всего, пожимая плечами, сдержанно и кратко вам ответят: не знаю, кто-то.
Возможно, у многих по-другому складываются отношения с соседями. Но на этаже, где жила Мария, вот так. Она, знала о Надежде только её имя, да то, что соседка проживает в квартире одна. Её муж никогда и никак не проявлялся, из чего ею был сделан вывод – соседка одинокая женщина, имеющая взрослого сына.
Соседский сын редко, попадал ей на глаза. В последнюю встречу с ним на площадке у лифта, Мария прикинув возраст Надежды, решила, что и у нее сейчас мог бы быть сын или дочь его возраста. От молодого мужчины резко исходил запах алкоголя смешанного с дешёвым одеколоном и куревом. Мария не любила чужих запахов, резких в особенности. Поэтому, даже в лифте старалась ездить одна. Но к тому, что молодой человек курил не у себя в квартире, а на общей площадке, относилась терпимо. Она никогда и ни с кем не любила конфликтовать, не любила разговоров, вызывающих споры. Старалась обходить скандальные ситуации всегда, во всём и со всеми: соседями, сослуживцами, знакомыми, малочисленной роднёй, мужем.
С мужем, со вторым мужем – Витюшей, Марии, как она считала, повезло.
Первый раз она вышла замуж, как сказал Машин отец, когда Боря, сокурсник пришёл у него просить её руки: – Попробуй. И они с Борей пробовали почти пять лет создать счастливую семью. В основном пробовал Боря. А Маше, как сейчас говорит молодая поросль, было на его старания «по чесноку». В институте Марию считали скромницей. В сущности, она такой и была. Дискотеки убивали её настроение своим шумом и запахом дешёвого вина исходящим от кавалеров, приглашающих её на очередной танец. Она никогда не приезжала на «днюшки» однокурсников, не участвовала в «собирухах» на свободных от «родоков» дачах с ночёвками и игрой в «бутылочку» на поцелуй или ещё что-то покруче. И то, что за ней стал ухаживать Борис, острослов,
способный довести любую компанию до смехоистерики пересказами анекдотов и новых кинофильмов, для всех стало неожиданной новостью. Контраст их характеров был велик.
Замуж Мария вырвалась, надеясь жить подальше от вечно чем-то недовольной мамаши и постоянно дающего, под её чутким руководством, дельные советы отца. Как раз вовремя, ей досталась от умершей в доме для престарелых бабушки, маленькая комнатка в коммуналке с тремя соседями. Одну, без законного мужа, на вольные хлеба родители её не отпускали. А о том, чтобы пожить с молодым человеком, вне брака, отдельно от глаз родителей – это ужас и кошмар! Эти новомодные западные штучки, не для порядочной семьи! Мария пробовала покапризничать, даже однажды с вызовом заметила матери, что по западным обычаям сдавать матерей в дома престарелых и получать мзду за аренду её комнаты, так это мы с радостью, а вот отпустить зрелую девицу в самостоятельную жизнь одну, это кошмар.
Вообще мать могла закошмарить любое начинание, любое дело. Ей было подвластно «всё», она точно знала «как надо» и искренне верила в то, что она «всегда права». В любое дело, начатое кем-то, она влезала со словами: – Я знаю. Даже если что-то не знала и просила ей это что-то объяснить, то видно по сросшейся с ней привычкой постоянно повторяла во время объяснения: – Я знаю, я знаю. Её «я» было всегда, везде и со всеми с большой буквы. И от этого яканья, остальные члены семейства оставались с «я» вечно маленьким и не растущим вверх.
Закошмариное «я» Марии, вообще не выросло ни в высоту, ни в ширину.
– Ему московская прописка была нужна, иногороднему, вот он и нашёл тебя, дуру неотёсанную, – твердила ей мать.
Но она ошибалась. Боря любил Машу. За что уж он полюбил её, для неё так и осталось неразгаданным, непонятным. Потому, что те объяснения своего чувства, которые давал Боря, её не устраивали. Точнее, она их не понимала. Когда она спросила его об этом, то он ответил не задумываясь.
– Глупая, любят не за что-то, а как. Я люблю тебя, любуясь тем, как ты смеёшься. У тебя обалденная улыбка, а смех такой, что у меня аж где-то, что-то ёкает. Я люблю слышать твой голос, смотреть, как ты спишь. Ты красиво так лежишь, и твои волосы, – Боря не стал продолжать лирическое объяснение в любви, а просто загрёб её худенькие плечи в охапку и показал на деле, как он