Корабль-призрак. Фредерик Марриет

верхнем веке. Глаз был настолько выразителен, что все прочие черты лица терялись на его фоне, и, разговаривая с этим моряком, его собеседник не видел перед собой ничего кроме глаза, словно речь шла не о человеке с одним глазом, а о глазе с человеком. Тщедушное тело и то служило, словно башня маяка, только для одного огромного глаза. Между тем, если бы кто-либо внимательнее пригляделся к незнакомцу, то заметил бы, что человек этот, хотя и слишком худой, был неплохо сложен, а его руки ни по форме, ни по цвету не походили на грубые мозолистые руки простых матросов. Черты его тусклого лица отличались правильностью, и в них читалось сознание превосходства над окружающими, а во всех манерах человека сквозило что-то надменное и неуловимо внушавшее суеверный страх. Темные глаза Амины задержались на страшном посетителе, причем она ощутила во всем теле лихорадочную дрожь, а сердце ее как будто охолодело.

      – Входите, пожалуйста, – приветливо пригласила она.

      Филипп удивился появлению незнакомца, тем более что тот, едва войдя в гостиную и не сказав ни слова, расположился на диване возле хозяина, там, где обычно сидела Амина. Филиппу показалось дурным знаком, что этот одноглазый занял место Амины. Все минувшее мгновенно пронеслось в памяти юноши, и он болезненно ощутил переход от прежнего блаженства к новой жизни, бурной, тревожной, полной опасностей. Еще одно обстоятельство неприятно поразило Филиппа: какой-то могильный холод пробежал по всему телу незнакомца, как только он уселся рядом. Мингер Вандердеккен побледнел, но не произнес ни слова, и с минуту в комнате стояла полная тишина. Одноглазый посетитель осмотрел камин, буфеты, картины в рамах, после чего его взгляд соскользнул на женщину, стоявшую перед ним. Он прервал молчание звуком, напоминавшим гоготание или сдавленный крик, который продолжал звенеть у слушателей в ушах еще долго после того, как говорящий умолкал.

      – Мистер Филипп Вандердеккен, вы не знаете меня?

      – Нет, – ответил тот недовольным тоном.

      – Я Шрифтен, один из рулевых «Тер-Шиллинга». Я пришел сюда, – при этом мужчина поглядел на Амину, – чтобы вырвать вас из объятий любви, – он указал на буфеты, – оторвать от удобств домашнего очага и разлучить со всем этим. – Поднявшись с дивана, он обвел руками комнату и почему-то топнул ногой. – А может, мне даже придется опустить вас во влажную, очень-очень мокрую могилу где-нибудь на дне океана, – добавил он с отвратительным гоготом, испытующе устремив на Филиппа левый глаз.

      Первым побуждением юноши было схватить этого наглеца за шиворот и вышвырнуть за дверь, но Амина, читавшая мысли мужа, смерила незваного гостя полным спокойного презрения взглядом и сказала:

      – Никто из нас не уйдет от судьбы, уважаемый господин Шрифтен. На суше, как и на море, смерть собирает свой урожай, но я уверена: загляни она в глаза Филиппа Вандердеккена, лицо его не побледнело бы так, как сейчас у вас.

      – В самом деле! – воскликнул Шрифтен, пораженный и раздосадованный выдержкой юной прекрасной особы,