В-четвёртых, на меня смотрели, как на маразматика – никто не восхищался моим усердием и первыми успехами (а как же без них!). Наоборот, все ждали, когда я сойду с ума, и меня можно будет кормить сигаретами, или вешать плакат на спину «Дайте пинка деду флота советского». Я это чувствовал, но к толпе не ластился – салажня, много они понимают в настоящем морском характере.
В-пятых, мне не могли простить равнодушия к женскому полу. Не было его, но разве всем объяснишь? Сначала прекрасная половина (так говорится, на практике – едва ли десятая часть всего поголовья) терзалась любопытством, потом ненавистью (чувство сродни любви), потом презрением – пустили слух, что я голубой. Успокоились на негативных последствиях службы на атомной подводной лодке и перестали доставать анонимными записками подобно той, о которой я уже говорил.
Ну и в-шестых…. жизнь продолжалась, и нужно работать.
Губу обратно закатай – девчонок ему захотелось! Это я ругал свой организм, волокший моё невыспавшееся тело на первую пару к 8—00.
Ах, так! – взбрыкнул он.
И что ты мне можешь сделать?
А хочешь, штаны тебе обделаю? Вон на те ножки посмотри.
Я вспомнил, в Анапе такое бывало – на первый этаж учебного корпуса заходили девчонки с гражданки, пообщаться со знакомыми курсантами через перила. С такими коленками (я о девчонках) …! Хватало одного мимолётного взгляда – пока до четвёртого (где был класс самоподготовки) этажа доберёшься, не только у меня случался конфуз.
Слушай, перестань, а. Веди себя прилично.
А хочешь, всем бабам покажу, что ты о них сейчас думаешь.
Не поверят – они считают меня голубым.
Или подводником – а я их моментом разубежу.
Чтобы отвлечься от тревожащих мыслей, решил заговорить организму зубы – я знаю, почему ты такой противный.
Ну и…?
Заклинающую зверей помнишь? Вот эта старуха в тебе сидит.
Кажется, умолк, удивлённый.
А я уже в аудитории, и всё внимание человеку за кафедрой….
2
Сергей оглянулся от дверей, прошёлся по фигурке Клары Оскаровны взглядом профессионального растлителя, подмигнул (ну, не ей, конечно) и вышел. Плюснина подсела ко мне:
– Теперь с вами…. Что мы имеем?
Иванов дождался меня в коридоре:
– Как она тебе, Дед?
– Милая женщина.
– А ты заметил, как она покраснела, когда сказала про девятилетнего сына?
Я промолчал, но подумал – почему ты-то не покраснел? А сказала она про сына следующее:
– Мой девятилетний сын разбирается в аналитической геометрии лучше вас, Иванов.
– Ну,