Последней каплей стала битва с насекомыми с помощью некой фирмы, предоставляющей такие услуги. Фирма пришла в фирменной одежде, распылила вонючую фирменную жидкость с фирменной наклейкой, а заодно лишила семью Клюевых последней части сбережений, которые хранились в самоваре. Место в самоваре было гордостью матери Варвары и она даже восхитилась находчивостью молодых людей, которые смогли обнаружить его и нейтрализовать буквально за несколько минут ее отсутсвия в комнате.
Для проживания выбрали глухую деревню под Муромом. Там никакой опасности застать погрязшую в грехе цивилизацию не было. Из трезвых мужчин там жил один директор школы. Он не грешил, а напротив, был даже очень образованным, начитанным, к тому же праведно проживающим в браке с благоверной супругой, осталось только непонятным, где ему в этакой глуши блеснуть этими атавизмами. В школе его имелось шесть учеников. Директор вел у них все уроки, кроме физкультуры. Для физического развития детей, существовал специальный физкультурник, дед Николай. Он был глубоким алкоголиком, как и все остальное мужское население деревни, однако четко знал, когда у него урок, ставил будильник за три часа до выхода к детям, громко кряхтел, отклыдывал бутылку в сторону и ложился спать, чтобы через три часа иметь возможность выйти на урок перпендикулярно основанию земли. Николай, по понятиям деревни, был прямо заслуженным учителем, и директор это ценил. Каждый раз перед уроком он встречал у дверей школы своего единственного педегога и крепко жал ему руку. Этот ритуал, говаривали в деревне, соблюдался шестнадцать лет подряд и чтился не меньше ежегодной проповеди папы Римского. Ученики были разнообразны по масти и калибру. Самому старшему было семнадцать, и в свои годы, он тоже уже был законченным алкоголиком, единственное, что отличало его от других односельчан, было умение часами ковырять в носу без отдыха и усталости. Клюевы шутили, что он и в девятый класс пошел только потому, что ковыряя в носу, совершенно невозможно ездить комбайне. А в школе за партой это очень даже возможно. Еще был Славик лет тринадцати, этот чуть что, снимал штаны, выставляя изрядное для его возраста хозяйство и скалился, оголяя мелкие зубы. И глядя в его чистые, косые глаза, становилось понятно, что отвадить его от этого занятия можно лишь посредством убийства. Была еще девочка – на ней сказался ранний алкоголизм родителей, она ничем особенно не выделялась, была доброй и тихой, но соображала и говорила большим трудом.
Варю четырнадцати с половиной лет в эту школу решили все-таки не отдавать. Ей купили краски и отправили созерцать и запечетлевать