В купе постучали.
– Можно?
Адов с Сельяниновой стояли на пороге.
– Вы заняты?
– Ничего срочного, заходите, рад вам.
Адов вкатился, Сельянинова просочилась.
Адов, с разбросанными там и сям жировыми прослойками, несоразмерными его росту, держал, как всегда, голову набок, привычно сложив на выдающемся животе крепенькие ручки, сцепленные последними фалангами пальцев, иначе не зацеплялись. Шкиперская седая бородка очень шла его обветренному лицу, внушительному носу и голубеньким, в отца, глазкам. Начиная любую речь и тотчас увлекаясь, он как бы слегка всхлипывал, в этих его всхлипах таилась переполненность жизнью, которой он щедро и доброжелательно делился с другими. При сомнительных внешних данных он был наделен несомненным обаянием, отчего его долго и со вкусом любили женщины. Высокая, вся какая-то прозрачная, в золотистом облаке массы кудрявых волос, Сельянинова затмила всех. Прелестное лицо обидно портили красные пятна по обе стороны острого, тонко вырезанного носика, но я знал, что так было не всегда.
– — Я вас ждал, – сказал я.
Сельянинова чуть удивленно вскинула на меня прозрачные глаза в густых еловых ресницах.
– Садитесь, – предложил я.
– Вы, правда, врач? – спросила Сельянинова, с мальчишеской грацией подталкивая мужа вперед, чтобы прошел и занял кресло у окна, а сама садясь в кресло у двери.
У двери темнее, и пятна менее заметны.
– В том числе, – кивнул я.
– Но вы дипломированный врач? – настаивала она.
– Селя-я-ночка!.. – с укором протянул Адов.
– А-а-дик! – протянула Сельянинова.
Он звал ее Селяночка, она его – Адик.
В их