– Но я так устала, что свалюсь на землю прямо из седла!
– Привал будет с наступлением темноты, поэтому выбирайте: или продолжаете путь или мы едем без вас!
– Вы не посмеете бросить меня здесь, трайд!
– Может, устроим привал на несколько минут? – негромко спросил Джанулория. – Империта, действительно, устала.
– Я знаю, – ответил тот. – Просто хочу преподать ей урок. Поехали!
Харубы офицеров рванули с места.
Дели растеряно смотрела им вслед несколько минут, а потом на нее накатила волна ужаса. Они бросили ее! Она осталась одна среди чуждой, неизвестной планеты и никого нет рядом! Не помня себя от страха, забыв и голод, и усталость, и жару, со всех сил хлестнула харуба и помчалась в погоню за офицерами. Они были уже далеко впереди, но империта, нещадно погоняя своего скакуна, все же настигла их.
«Даже не обернутся, – думала она. – А, если бы я осталась там, они бы так и бросили меня одну».
Всю остальную дорогу Дели упорно молчала, смертельно оскорбившись, хотя почти падала от жуткой усталости и голода, но, сжав зубы, упрямо решила продержаться до конца дня назло всем. А офицеры неслись, как заведенные, словно им ни жара, ни пустой желудок, ни целый день в седле нипочем.
«Одержимые», – как сквозь сон подумала девушка, проклиная солнце, которое так медленно ползло по небу.
Наконец, они остановились на берегу ручья, что бежал на дне небольшого оврага. Здесь было кже сумрачно, хотя небо еще светлело закатом. Офицеры снова развели костерок, напоили уставших харубов, разложили скромный ужин. Почти не говорили. Дели ела мало, хотя всю дорогу только и мечтала о еде. Теперь же голод перегорел. Напившись воды, она свернулась калачиком в укромном местечке под кустом, где трава была помягче и моментально уснула.
– Бедняжка, совсем измучилась, – печально произнес Джанулория, глядя на крепко спящую девушку.
– Зато мой урок не прошел даром, – отозвался Марион. – Еще дня два такого темпа, и она привыкнет.
Часто Джанулория говорил трайду, что он чересчур требователен к другим, порой даже жесток, но тот лишь отвечал:
– Служба заставляет.
Сейчас же т, ахьянец не стал ничего говорить. Утомительный день в седле не располагает к беседам. Он подбросил хвороста в костер и принялся чутко вслушиваться в ночь. Сегодня его дежурство было первым.
Марион блаженно растянулся на земле, чувствуя, как приятно заныли расслабленные мышцы, как медленно остывает его разгоряченное тело, как постепенно ослабевает пульсирующая боль в незаживших ранах, мучившая весь день. Голова, чугунная после вчерашней бессонной ночи и изнурительного дня бесконечной тряски, просто раскалывалась, и офицер с облегчением осознал, что неудержимо хочет спать.
Сон был короткий, недостаточный для полного восстановления сил. Его разбудил Тасури и, видя,