Первым вскочил со своего стула Козмас.
– Ах, вот оно в чем дело! – воскликнул он и потянулся к руке Каролины. – Мэм, я уже наслышан о вас!
Каролина кольнула строгим глазом Романа.
– Забавно. Вам, как я вижу, всегда есть, о чем поговорить за столом в отсутствие дам, джентльмены.
Роман вспыхнул и растеряно покачал головой.
– Ты не поняла… Я бы не посмел. Козмас, черт побери, что ты мелешь?
– О, нет, мэм! Мы о вас тут ни слова! Просто остров очень маленький, понимаете? Такая уж у нас отвратительная служба.
– Все оттого, что здесь нет старой доброй уголовщины! – встрял финн со знакомой ему темой. – У местных ребят остается уйма времени на сплетни. Но вы не обращайте внимания, милая Каролина! Здесь есть, кому за вас заступиться! Есть один русский и один финн.
– Э! Еще одно слово, и я не стану в следующий раз за вас платить в этом чертовом месте! – воскликнул Козмас.
Каролина к тому времени опустилась на стул. Роман смущенно присел рядом с ней. Козмас схватил полупустую бутылку дешевого белого крестьянского вина и наполнил высокий тонкий фужер.
– Я пьян, я просто пьян, мэм! Простите меня. Лучше выпейте за свое здоровье! Господа, за прекрасную даму!
На столик легла густая темно-серая тень. За спиной финна, сжимая гриф гитары немузыкальными, полными пальцами, стоял Василис, рядом с ним – серьезный, неулыбчивый Анри.
Василис легко провел пальцами по струнам и вновь, как минуту назад, кивнул Роману.
– Я знаю две ваши песни, русский. Одна про большой город, а другая про остров. Какую хочешь?
Роман пожал плечами:
– Любую. Сыграй любую, Василис. Какая тебе нравится!
– Про остров. Киприотам всегда нравится про острова. Она грустная. Хочешь?
Роман кивнул растерянно. Василис откашлялся, посмотрел на Анри и сказал ему глухо:
– Hauteurs dominantes.
Услышав это, Каролина с удивлением покосилась на Романа:
– Он сказал «командная высота». Это по-французски. У вас есть такая песня?
– Не знаю. Никогда не слышал.
Грек наполнил легкие воздухом и набрал несколько гитарных тактов. Еще мгновение, и неожиданно для его привычного всем тенора он низким баритоном, чуть ломая русские слова, запел:
– «Дымилась роща под горою,/И вместе с ней горел закат…/Нас оставалось только трое…»
Каролина молча вслушивалась в слова. Затихла шумная до этого компания русских в соседнем ряду. Василис чуть вздрогнул, повернулся в ту сторону и сделал несколько шагов, не прекращая петь. Анри, сопровождая его ритмом «банджо», был серьезен и торжественен. Песня стихла, когда Василис уже стоял прямо перед русскими. Вдруг один из них залпом осушил рюмку и, сметая со стола все, что попадалось под его локти и нависший тяжелый живот, схватил Василиса за шею и, всхлипывая, впился губами в полную, потную щеку грека.
– Дед мой…Там… На высоте… На безымянной, чтоб ее черти! Один остался живой! Без ноги! По бедро, суки, отхватили! Пел все про нее, старый! На «безымянной, говорит,