Я понял, объясняться и что-то доказывать перепуганным насмерть сестрам – занятие бесполезное, и замкнулся в себе.
Попросту замолк. Дядя Антон не участвовал в этой публичной экзекуции, сидел себе и тихонько попивал чай из фаянсовой кружки, на которой был изображен Рижский театр оперы и балета. А когда женщины наконец-то выдохлись, спокойно предложил: «Пойдем прогуляемся».
Мы вышли на свежий воздух. Было раннее весеннее утро. Улицы непривычно пустынны, и только неутомимые дворники шаркали метлами по сырому асфальту. Еще не рассвело, и уличные фонари светили на фоне сереющего неба тускло, неуютно. Мы перешли улицу Кирова и направились по центральной аллее Верманьского парка в сторону вокзала. Снег уже повсюду сошел, и обнаженная земля пахла прелыми листьями и тем особым весенним запахом, который обещает скорое тепло и первую зелень на влажных ветках нагих кустов и деревьев.
«Значит, ты считаешь, зря я девять лет в одиночке отсидел, а потом почти столько же в лагере лямку тянул?» – спросил дядя Антон. По всему получалось, действительно зря, но обижать такого удивительного человека очень не хотелось, и я ответил вопросом на вопрос: «Почему зря?» – «Раз ты решил из комсомола выйти, стало быть, напрасно мы с дядей Сашей революцию делали, напрасно на Гражданской кровь проливали?.. Напрасно Эльза столько лет мужа ждала… Напрасно в 41-м во второй раз в партию вступила, напрасно теперь все свои силы и здоровье партийной работе отдает?.. Или все-таки был в этом хоть какой-нибудь смысл? Был?» Я смутился, не знал, что ответить. Конечно, был, но согласиться с тем, что все репрессии оправданны, тоже не мог.
Выручил меня, как это ни покажется дико и странно, товарищ Сталин.
Удивительно, но в столице Латвийской Советской Социалистической Республики за все время ее существования не было памятника вождю всех народов. Вдумайтесь в этот парадокс!.. Лишь перед проходной фабрики «Zasulauksmanu-faktura» высилась его четырехметровая алебастровая фигура в полный рост, выкрашенная серебряной краской. Но фабрика располагалась на другом берегу Даугавы почти у городской черты. А в самом городе решение соорудить достойный великого Сталина монумент было принято лишь незадолго до его смерти. С этой целью откуда-то издалека привезли гранитный монолит соответствующих размеров, поставили на экспланаде за Академией художеств, обнесли дощатым забором и не спеша принялись исправлять чудовищную политическую ошибку – ваять бессмертный образ нашего дорогого вождя. В марте 53-го года стук молотков каменотесов за этим забором внезапно прекратился, и то, что было скрыто от глаз горожан приходившими в негодность досками, простояло без всякой надобности несколько лет. Однако в один прекрасный