Уже солнце поднялось высоко, когда Синец отмахал путь от землянки до торжища и выволок сани со льда на берег.
Общая трапеза была в самом разгаре. От туши отделяли тонкие ленты (строганину) и раздавали всем желающим.
Опускали в рот язык на язык.
Сырое сочное мясо запивали брагой из малины.
Колотили костями-бабками по висячим дощечкам – барабанили.
Дудели в связки гусиных перьев. Угорские мужики орали:
Напился допьяна
В день великого праздника.
А теперь прошу вас,
Люди добрые,
Увезите меня домой.
Я приеду в свой дом,
Где нет хмельного пойла.
Буду долго спать.
(Вал хозу алжик)
Женщины не отставали ни в питии, ни в пении:
У матери Мухоморихи шестеро детей,
Она идёт, хромает,
Ведёт своих детей за руки.
Ходит по домам в гости, где брагу пьют.
Её одежды развеваются,
И шестеро детей поспевают следом —
Все на одной ноге…
(Менденки еги лаб)
Но и торг за буйством не забывался. За один куль муки дали Синцу торбаса[28]. Другой куль выменял он на долото.
В торбасах снега одолевать. А долотом пазы выбирать на обоконниках и притолоках строящейся избы.
К тому же на уме у него было – за долгую зиму два колеса сработать хотя бы для ручной тележки, да ткацкую раму, да трепало, да чесало. А без долота к такому делу не подступиться.
Объяснялся он на торжище руками и пальцами.
Озадачен был множеством чужого народа, угнетён непонятным говором.
Уже собрался в обратный путь, как вдруг с окраины гульбища донеслась родная речь – крик!
Синец протиснулся через толпу на эти голоса и увидел двух русских мужиков возле саней, запряжённых мохнатой лошадкой. Один, молодой, высокий, отбивался палкой от Зергеля и кричал бабьим голосом:
– Изыди, сатаны ангел мятежный! Яко да возбдни от мглы нечистой! Матерь божья, помози ми!
Он был в суконной свитке и в лаптях из кожаных ремешков. В пылу битвы в снег упал его колпак.
Другой русич, пожилой, бородатый, в валяной шапке и длиннополом кожухе, только крестился и гудел басом:
– Свят! Свят! Свят!
Угорцы оттеснили Зергеля и молча окружили заезжих.
Пришлый, оставаясь простоволосым, вытащил из-за пазухи крест и поднял над головой.
– Беке велетек![29] – произнес он по-угорски.
Дальше стал говорить по-русски, непонятно для слушателей:
– В ваших землях ко святой вере призывать отряжены Отцом Богом нашим иже с ним иерархами Святой Православной Церкви. Благословение получили от епископа Великопермского, вашего единокровца Феофана. К старосте имеем от него грамоту и на словах передачу. В сей грамоте прописано обид нам не чинить. Какой ни есть постой предоставить. А пропитанием вас не отягчим. Своего до весны хватит. Поклон