– И всё-таки я вам настоятельно не рекомендую посещать этого человека.
– Но почему? – спросил доктор.
– Понимаете… – Генерал ещё раз кашлянул и замялся. – Граф уже продолжительное время ведёт себя странно, если не сказать – возмутительно. Он публикует немыслимые вещи, пишет такое, знаете… словом, всякий вздор… и оказывает дурное влияние на общество, которое и без его, так сказать, услуг полно всякой ереси. Скажу вам прямо: государь обеспокоен. Толстой – фигура заметная, известный писатель всё-таки. Чего скрывать, я и сам некогда его почитывал, было время… Но сейчас, как это сказать?.. Граф того… – Генерал замахал рукой в воздухе. – Словом, с головой у него не всё в порядке. Поэтому я вам настоятельно рекомендую воздержаться и не посещать этого человека.
– Если вы беспокоитесь о моей безопасности, я вам очень признателен, – мягко вымолвил доктор. – Но должен вам сказать, во-первых: я уже договорился с графом, что обязательно навещу его в Ясной Поляне. Мне бы не хотелось нарушать данного слова, это будет невежливо. А во-вторых: если уж дело обстоит так скверно, как вы меня уверяете, и Лев Николаевич действительно находится во власти какого-то опасного недуга, возможно, я сумею оказать ему посильную помощь, ведь я всё-таки психиатр.
Мрачность спала с лица генерала, он улыбнулся.
– Сделайте милость, господин Ломброзо, – воскликнул он, обеими руками потрясая руку доктора. – Вы многих обяжете, если сможете образумить этого старика.
Летом 1897 года знаменитый итальянский психиатр Чезаре Ломброзо приехал в Москву на двенадцатый Международный съезд врачей, прошедший в стенах Большого театра. Гость выступил с докладом, с интересом выслушал многословных коллег, вкусил все прелести русского гостеприимства и остался доволен. По окончании съезда Ломброзо отправился в Ясную Поляну к Льву Николаевичу Толстому, отправился, несмотря на все усилия красноречивых чиновников его удержать. Итальянский доктор, почитавший Толстого гением и веривший в соотношение между безумством и гениальностью, перебирал в пути все мыслимые психические недуги, ожидая увидеть в яснополянском старике человека с явными отклонениями ума. Россказни императорских клевретов, безусловно, подогревали его любопытство.
Тёплым августовским днём профессор Ломброзо переступил порог толстовского дома. За всё время пребывания в Ясной Поляне доктор не обнаружил никаких признаков помешательства в словах и поведении непритязательного хозяина, который напоил гостя чаем, провёл его по окрестностям и устроил с ним соревновательный заплыв в ближайшем водоёме. Ломброзо счёл графа не по летам крепким и подвижным человеком. Лишь две вещи вызвали неприятные чувства в душе доктора: приметная дырка в толстовском ботинке, которую, как показалось Ломброзо, граф выставил напоказ, и неимоверное упрямство писателя в споре на тему «непротивления злу насилием».
Над «непротивлением» Толстого, проистекающим