строителей свой доуфу. Когда доуфу был готов, уже наступил вечер. Лао Ма надеялся, что, уморившись за день, Лао Ян отправится отдыхать домой, к тому же между их деревнями было всего пятнадцать ли ходу. Однако Лао Ян, вывалившись из кухни, захотел еще поговорить по душам. А Лао Ма ничто так не пугало в отношениях с Лао Яном, как такие вот разговоры по душам, поскольку ничего общего у него с ним не было. Тем более что каждый такой разговор заканчивался одинаково. С тех пор как они познакомились, Лао Ма успел подкинуть Лао Яну не меньше ста разных идей, а вот от Лао Яна он слышал одну только ересь. Лао Ян был мастак отпускать грубые шутки, а вот на тонкие рассуждения его не хватало. Но больше всего напрягало то, что Лао Ян на людях так преподносил свою дружбу с Лао Ма, что казалось, они оба умные и ни в чем друг другу не уступают. К тому же сегодня Лао Ма утомился и хотел пораньше лечь спать, а перед сном у него имелась привычка немножечко играть на свирели. Эта привычка появилась после того, как он стал извозчиком. Вообще-то, работа извозчика ему совершенно не нравилась. Чего он только не перепробовал, чтобы сменить ремесло: был и укладчиком на стройке, и черепичником, и кузнецом, и каменщиком, но, не найдя занятия по душе, снова вернулся в извозчики. На этом месте он уже работал несколько десятков лет. Вернувшись в извозчики, он увлекся игрой на тростниковой свирели. Пока другие возницы подбирали к своей скотине словесные ключики, Лао Ма выводил мелодии на свирели. Окружающие думали, что Лао Ма таким образом выражает свою радость, а Лао Ма на самом деле просто пытался забыться. Если у других извозчиков скотина слушалась кнута, то у Лао Ма скотина слушалась лишь свирели своего хозяина, и никакой кнут не мог заставить ее двинуться с места. Со временем Лао Ма пристрастился играть на свирели еще и перед сном – точно так же некоторые не засыпают, пока не сделают два глотка водки. Со свирелью выходила похожая ситуация; только если скот она взбадривала, то Лао Ма, наоборот, убаюкивала. Вот так одна и та же свирель служила ему для разных нужд. Обычно Лао Ма не ложился рано, но нахлопотавшись за этот день, он так устал, что мечтал только, как бы поскорее выпроводить Лао Яна, поиграть на свирели и уснуть. Случись Лао Яну задержаться в обычный день, Лао Ма бы запросто ему сказал: «Какие еще могут быть разговоры? Я устал». Но поскольку Лао Ян целый день в поте лица готовил для него доуфу, Лао Ма ничего не оставалось, как сесть с ним во дворе под софорой и выслушивать его болтовню. Лао Яна несло на своей волне от одного к другому, но Лао Ма все пропускал мимо ушей. Потом непонятно как, но разговор вдруг зашел про новую школу Сяо Ханя. Лао Ян, развивая эту тему, все больше кипятился:
– Что это еще за школа? За нее еще и платить надо? А ежели нет денег, так вешаться прикажете?
Он так распалился, словно перед ним сидел и спорил сам Сяо Хань. Лао Ма по-прежнему оставался безучастным, однако он понимал, что если Лао Яна не заткнуть прямо сейчас, тот будет еще долго лить из пустого в порожнее. А лучшим способом
