Видимые окружающим характеристики человека непостоянны. Они то доминируют в психической жизни, то исчезают, то появляются в новых «одеждах» и сочетаниях. Не они составляют подлинную сущность человека. Есть в нас иной «элемент», благодаря которому мы, собственно, и получаем возможность иметь все то, что можно определить как человеческое. Но сам этот «элемент» не определяется ни социальной средой, ни семейным положением, ни воспитанием и обучением, ни профессиональной подготовкой или какой-либо иной игрой обстоятельств. Более того, действие этой части нашего внутреннего мира обнаруживается только в ситуации, когда рушится приобретенное и видимое.
Наука традиционно относится с пренебрежением ко всему выходящему за рамки того, что можно проверить в эксперименте, подкрепить объективными фактами и расчетами. Но ХХ век и здесь многое изменил. Пройдя через состояние чрезмерных ожиданий от науки и утратив значительную часть веры в нее, общество теперь уже с большей терпимостью и даже надеждой начинает относиться к тому, что нельзя определить в рамках материалистического монизма. Уже трудно уйти от признания, что человек неискоренимо содержит в себе нечто загадочное, таинственное, не укладывающееся в любые упрощенные, по сути редукционистские концепции, – есть в нем некая недоступная науке сакральная глубина. Она и составляет подлинно человеческое в человеке, позволяющее считать его «подобием Бога», «венцом творения».
Ты носишь в себе Бога и не ведаешь этого, несчастный! Он всегда с тобой, а ты даже не замечаешь, как пятнаешь его своими нечистыми помыслами и делами.
В отличие от науки в повседневной жизни народа веками сохраняются обращения к душе, духовному смыслу человеческого существования, к Богу. В русском языке сложилась своего рода «языковая модель» человека, в которой наряду со словами, характеризующими реально осязаемую сторону его психики, всегда присутствуют слова «душа», «духовное», «высшее», «вечное», «божественное», указывающие на существование внутри психического мира чего-то внешне невидимого, но главного, сущностного для него. В таком признании – многовековая народная мудрость, всегда более