– Хорошо, – отвечал комендант, – мы поедем вместе к графу Ивану Петрович, он лучше знай.
Вот уже я с комендантом перед графом Иваном Петровичем Салтыковым[65]. Он расспросил меня об адмирале моем, изъявил сожаление, вошел и в мое положение, спросив: сколько дней мне нужно пробыть в Москве? Я объявил ему, что буду ожидать письма от брата графа Палена из Ревеля, и с оным тотчас уеду в Петербург.
– Так и быть, оставьте его здесь, – сказал граф коменданту, – только, – обратясь ко мне, прибавил, – не показывайтесь Гертелю[66].
Комендант вышел со мной и, отпуская меня, сказал:
– Ко мне явись утром, а коли нужда, вечером в семь или восемь часов, а теперь скорее домой. Кланяйся Анне Матвеевне и Григорию Григорьевичу (то были мать и брат моего адмирала).
Кому я был обязан этим спасением, хотя и не понимал, в чем дело состояло? – Людям, – остаткам века Екатерины, которые еще втайне умели блогодетельствовать нашей братии, офицерам, не ведающим, что делалось вверху.
Матери моей уже не было на свете; на году смерть прекратила нить жизни ее. Она сразила ее в подмосковной, которая после была моею. Я отыскал ее могилу и памятник, бросился на землю, и со слезами просил прощения, что женился без ее согласия и воли.
Пока я дожидался письма от барона Палена, приехала в Москву и жена моя с сыном. Ее уверили мои и ее приятели, что я лихой малой, бросил жену и сына. Раскупили задаром все наши пожитки и отправили ее в Москву – отыскивать бежавшего мужа. Эта клевета так меня озлобила, что я решился никогда в Ревель не возвращаться. Это обстоятельство крайне расстроило финансы наши на долгое время. Наконец, прибыло и ожидаемое письмо от барона Палена. Родственники адмирала снабдили меня рекомендательными письмами к некоторым вельможам, и я с семейством пустился в Петербург.
Вечером в девять часов въезжали мы в столицу; на заставе приказано мне было явиться в шесть часов утра к санкт-петербургскому военному генерал-губернатору, графу Палену. Мы остановились в гостинице: поутру рано пошел я с письмом барона Палена к брату его. Зала графа наполнена была уже просителями, которые стояли по чинам все в полукружке. Я смиренно занял последнее место; вскоре вошел граф и обратился к первому стоящему во главе чиновнику. Окончив с ним, говорил с каждым по очереди, наконец дошло дело и до меня; у меня сердце было не на месте.
– Кто вы? – спросил меня граф.
Я кое-как пролепетал ему имя мое и звание и подал письмо от брата. Он разорвал печать и начал читать. Часто во время чтения рассматривал он меня с головы до ног и, прочитав, разорвал с гневом письмо брата, вскрикнув:
– У меня рекомендации нипочем, пока вы не заплатите долгов ваших до последней копейки я вас не выпущу из Петербурга.
Я готовился оправдываться:
– Ваше сиятельство!
– Молчать, – вскричал граф и, обратясь ко мне спиной, сказал своему адъютанту, – Вольмар, вы мне отвечаете за этого офицера.
Граф, распростясь со всеми, ушел в свой кабинет, а Вольмар, подозвав меня к себе, сказал: